Однажды и я бросил свою монетку в море, тогда и мне очень хотелось вернуться сюда. Казалось, нет ничего более интересного и загадочного, чем море и выжженное солнцем небо, и сизые горы, тяжелой поступью удаляющиеся прочь от большой синей воды на север, где холод покрывает вершины белым снегом. Бабушка показывала невиданные деревья с лаковыми, будто жестяными листьями, гроздьями цветов, распыляющими сладкий дурман, и со значением произносила: магнолия. Затем подходила к размашистой пальме с волосатым стволом, трепетной кудрявой акации, ровно подстриженному кустарнику самшита, огромному синему кактусу, высоченному кусту олеандра, гигантским розам с человека ростом и бутонами с кулак, изогнутым елям с длинной хвоей – и каждого представляла мне, как дорогого иностранного гостя. Заодно рассказывала, с какого континента, из какой страны завезли путешественники растение, какие люди там и как они живут.
Рано утром выходили мы из нашего домика, где снимали комнату, по влажным камням шли извилистыми улочками к морю. За сетчатыми заборами наливались соком виноградные гроздья, абрикосы, груши, гранаты, хурма, а вон там повыше выглядывают из-за листьев изумрудные плоды фейхоа – у меня от одних названий кружилась голова. Каждый день мы пробовали какой-нибудь тропический плод, а я еще собирал для гербария листья, хвою, лепестки и раскладывал их между страниц книг из школьной программы, которые меня заставляли читать каждый день в обязательном порядке. На пляже, пока не было отдыхающих, я бродил по берегу моря, разглядывал рачков, крабов, рыбешек, безбоязненно подбирающихся к самой кромке сонной утренней прозрачной воды. Осторожно, чтобы не распугать морское население, входил в воду и плавал там до озноба. Потом грелся на берегу, сидя на лежаке, и неотрывно разглядывал море, небо, корабли, чаек и соседей по пляжу.
Картина передо мной не была статична: менялись и цвет морской воды, и глубина неба, и яркость солнца, и даже люди то обгорали, то кричали, то засыпали, то жевали – это напоминало кино, в котором я становился актером. А вот и местные предприниматели: фотограф с пластмассовыми шариками, внутри которых крошечные цветные изображения смеющихся загорелых людей по колено в пенистой волне; следом за ним старик разносит пушистую сладкую вату на палочке; а вон и полная веселая мороженщица с фанерным коробом на плече, а вот и темноликий продавец лакированных ракушек, брелков, пакетов с рекламой «Мальборо», черных очков и войлочных курортных шляп. Бабушка иронично улыбается им вслед и полушепотом произносит: «Местные бизнесмены! Никогда тут не было советской власти».
За нашими спинами метрах в двадцати высится стена, выложенная из природных камней, над ней плывут половинки людей в белых панамах и соломенных шляпах – там набережная, оттуда веет шашлычным дымком. Там прижались к подпорной стене ряды столовых, кафешек, лавчонок курортных товаров, душевые и солярии для обеспеченных курортников по рублю за час. Подходит обеденное время, бабушка протягивает мне белую пластмассовую фляжку, кошелек и пакет. Осторожно огибая всюду лежащие тела, добираюсь до лестницы, поднимаюсь на раскаленный асфальт набережной, в густой толпе проталкиваюсь к ларьку с пончиками, занимаю очередь. От запаха жареного теста и кофе с молоком рот наполняется слюной, я стойко терплю: сейчас я мужчина и кормилец. Чтобы отвлечься от навязчивых кулинарных желаний, рассматриваю море, совсем не такое как вблизи, сверкающее жидким серебром, зовущее за горизонт, куда уплывают гигантские белые корабли.
Ко мне приближается красивая девушка лет двадцати в белом платье и черных очках, я отодвигаюсь, чтобы пропустить её – не ко мне же пришла такая красавица! Нет – ко мне. Она белозубо улыбается, снимает очки, обволакивает меня зелеными глазищами с длинными загнутыми ресницами, протягивает пончик и что-то говорит полушепотом о каком-то хорошем мальчике, который на жаре терпеливо стоит в очереди, глотая слюнки, – оказывается, это она обо мне. Я почти в обмороке, я смущен и удивлен, что-то бормочу вроде благодарности, девушка улыбается, ее прекрасное лицо совсем близко, от нее вкусно пахнет кремом для загара и чем-то еще таким родным и сладким – так должно быть пахнут все красивые взрослые девушки. Наконец, она распрямляется, взмахивает рукой и царственной походкой удаляется в перекрестии сотен мужских и женских взглядов. Очередь молчит и искоса разглядывает меня. Что это было, почему со мной? Пожалуй, не стану рассказывать об этом приключении бабушке, скорей всего выглядел я полным болваном.