– Если Вадим получил такой сильный удар, – рассуждал я, успокаивая Никиту, – значит, он собирался очень сильно тебе навредить. Может быть, даже убить!.. Господь по твоим молитвам защитил тебя, а его агрессию упредил и его зло обратил против него же самого. Как говорится, не копай другому могилу, сам в неё ляжешь.
– Слушай, Андрей, – сиял Никита, возбужденно шагая из угла в угол, – это что, вот так просто! Помолился, попросил защиты – и получи!
– Наверное, на самом деле это выглядит просто… – вздохнул я философически. – Только чтобы это произошло Спаситель претерпел страшные муки на кресте, искупая грехи человечества. Апостолы обошли вселенную и всюду учредили церкви, а сами были убиты. Русь была крещена тысячу лет назад. Миллионы предков устояли в православной вере, пролив мученическую кровь на эту самую землю, по которой мы с тобой ходим. А еще мы с тобой были крещены нашими бабушками, которые пронесли веру сквозь гонения двадцатого века. И еще надо было нам с тобой услышать вопли совести – голос Самого Господа, который стоит у двери сердца каждого человека, не позволяя Себе войти насильно. Стоит и стучит: «Это Я, Бог твой, открой двери сердца твоего, Я войду и спасу тебя, и успокою, и накормлю, и одену, и кров дам, только впусти и позволь тебя спасти!» Так что, Никита, простота эта на крови миллионов мучеников стоит. А мы только просим и берем из сокровищницы, которую они нам оставили.
– Да, да, ты, Андрей, конечно прав.
– Так, а что мы с тобой сейчас обязаны сделать?
– Отпраздновать победу? Давай! Едем в самый лучший ресторан!
– Нет, господин победитель, нужно поблагодарить. Мы с тобой еще раз объедем монастыри, но уже с благодарственными молебнами.
Никита с таким же старанием выполнил необходимые действия, с каждым поклоном, с каждой раздачей милостыни, словно наполняясь сияющим покоем.
В храме монастыря заметил, как мою убогую персону непрестанно сопровождал взгляд монаха. Стоя в очереди к свечному ящику, оглянулся – смотрит. Подал записки, взял пучок свечей и снова напоролся на спокойный взгляд человека в черном. Нет, эти глаза не жгли, не язвили, не осуждали – просто сопровождали каждое моё движение. Наконец я не выдержал, остановился и глянул ему в лицо с нахлобученной на брови скуфьей. Тот перекатил через пальцы три бусинки на четках, кивнул и подозвал свободной рукой. Я подошел к нему и вопросительно вскинул подбородок.
– Приходи как-нибудь сюда днем, примерно в это же время, – произнес монах еле слышно. Вблизи его лицо поразило классической гармонией пропорций – ну, чисто античный профиль, разве слегка помятый морщинами, да еще мешками под глазами.
– Зачем? Прийти…
– Поговорим. Кажется нам есть, о чем побеседовать. Вот отболеешь, Андрей, восстанешь от одра и – сюда.
– Ладно, – сказал я, оторопев. – А вас как зовут?
– Ладно, – отозвался он, опустив очи долу, перебирая длинными пальцами с длинными ногтями классические чётки-сотку, собранные из деревянных бусинок с аметистовыми камнями на каждом десятке. – А зовут меня игумен Паисий.
На выходе, у открытой Никитой тяжелой двери, я снова оглянулся. Монах неподвижно сидел в углу на скамейке и привычно «тянул четки».
– Что, Андрей, опять черный человек?
– Нет, на этот раз, кажется, – светлый.
Наконец, мы вернулись в автомобиль, устало откинулись на сиденья и на минуту погрузились в тишину. И тут я, сам для себя неожиданно, произнёс:
– Был на своей фирме. Уволился мой заместитель, который тут рулил вместо меня. Знаешь, я отпустил его и сам почувствовал отвращение к бизнесу. Слушай, Ник, ты не возьмешь мой бизнес под крыло? Там дело налажено, своя устойчивая клиентура, солидные оборотные, уставный фонд и прочее. Я поначалу-то конечно буду там появляться, раза два-три в неделю, пока людей не успокою…