– Ты у нас Рустик? – спросил я у громилы, замершего в позе футболиста перед пенальти. Тот кивнул, взял трубку телефона и сразу присел – оттуда раздался крик старого бандита, да такой громкий, что даже я всё расслышал.
Рустик выкатил черные очи, изобразил поклон и показал на дверь:
– Прошу вас, Андрэй, вы свободны. Куда вас отвезти?
– В самый лучший отель, конечно, – улыбнулся я. – И прошу не забыть оплатить люкс с питанием на месяц вперед.
– Не волнуйтесь, всё будет исполнено! Прошу вас! Лимузин ждет.
За дверью моей тюрьмы стоял вчерашний «синий». Я глянул ему в лицо и спросил:
– Так в какое время суток, уважаемый, вы предпочитаете меня зарезать?
– Простите его, Андрей, он будет наказан, – прошипел Рустик и слегка ткнул синюшного в живот. Тот взвыл и сел на землю.
– Я так понимаю, казнь откладывается? – усмехнулся я.
– Если хотите, ударьте этого недоумка, – предложил мне Рустик.
– Больно нужно, сам разбирайся со своими бойцами. Пока, резальщик!
Рустик лично меня доставил в отель «Вилла», проводил в самый роскошный номер с видом на море: «Я сюда заселяю самых дорогих гостей, мамой клянусь!» и с выпученными глазами приказал молодому управляющему в белом костюме: «Дэлай для моего дорогого гостя всё, что захочет, все расходы запиши на мой счет!» Прожег горящим взором портье, сунул ему паспорт, изъятый у меня, неуклюже поклонился мне и тяжелой рысью удалился, вытирая пот со лба.
– Пожалуйста, завтрак в номер и… – покрутил я рукой в воздухе, – принесите мне что-нибудь из одежды. Да, кредитную карточку из паспорта достань и верни. Я намерен немного покапризничать, так что приготовься, уважаемый, к большим расходам.
– Нам это только в радость! У вас размер 50-й, рост сто восемьдесят два, если не ошибаюсь?
– Точно, – зевнул я нечаянно. – Ладно, пойду, устал что-то.
– Завтрак вам уже несут! А одежда будет у меня, я ее лично просмотрю, отберу, выглажу и развешу в кабинете. Я совершенно точно знаю, что вам нужно. Не беспокойтесь.
В номере на столе я обнаружил сложную композицию, составленную из кофейника с чашками, серебряных судков и вазочек – всё такое парящее, источающее дивные ароматы. Я принял теплый душ, завернулся в белый махровый халат и приступил к завтраку аристократа. По окончании трапезы, звякнул колокольчиком, как на крылышках влетела смуглая девушка в белом переднике и унесла посуду.
Надкусив пышный персик, прыснувший соком, вышел на балкон, вдохнул томные южные ветры, настоянные на хвое, олеандрах, креме для загара и, пожалуй, апельсинах. Расположился в шезлонге и сразу провалился в сон. Снились мне на этот раз оранжевые львы с голубыми гривами и розовыми глазами, синие слоны с пушистыми заячьими ушами, крошечные белые акулы в рыжую полоску с бантами на плавниках – они порхали с цветка на цветок и стрекотали песни под флейту с симфоническим оркестром под управлением фон Карояна и дяди Вани из клуба села Подвырино. Причем, флейта звучала как орган консерватории, симфонический оркестр – как винтажная шарманка, фон Кароян, сильно подшафе дирижировал толстой золотой цепочкой, дядьВань – весь в алом смокинге, пафосный, белозубо с хитринкой улыбался, а на бэквокале так умилительно пели тенорами хоры депутатов Европарламента и управления охраны президента Нигерии.
И было утро, и был день второй и всё расположилось по своим местам.
Глазами святых
Проснулся озадаченным. Под упругими струями воды в ванной я просил моего Ангела хранителя напомнить, что же я забыл. Пробежался по событиям последних суток, минута за минутой – ничего. Заказал кофе, через минуту выпил чашку прекрасного крепкого напитка, вышел на веранду, полюбовался просторным соитием моря и неба – ничего. Вернулся в номер, взял в руки четки, огляделся. В шкафу висели выбранные управляющим, отутюженные им светлые одежды. На коврике стояла моя сумка, невесть когда доставленная из темницы в гостиницу. Порылся в сумке и достал походный складень, раскрыл и поставил в угол комнаты на тумбочку. Впился глазами в спокойный величественный лик Спасителя, вычитал сотню Иисусовых молитв, но это лишь успокоило и выгнало из души смятение, связанное с чувством утери чего-то очень важного.
Посидел в кресле в абсолютной тишине, закрыв глаза. Забрался в сумеречные туманы снов – что-то забрезжило оттуда, сверкнуло и вот оно: бабушка, такая молодая и красивая, совсем как та девушка-княжна с картины охотничьего дома. Верней, мама, родительница, выступила ко мне из облака радужного света, осияла, согрела волной кроткой любви. Я ожидал протянутой руки и приглашения влиться в райское сообщество, я надеялся, что самая родная и близкая женщина сжалится надо мной, снизойдет к усталости от неприятностей земной жизни и «приложит меня к отцам» и прародителям… Но её светлый образ сменил еще более светлый и пронзающий сиянием лик старца Василия, я несказанно обрадовался ему, а он сказал мне слова… Вот оно – именно слова, сказанные старцем, дивные по простоте и ясности слова, но какие! А в ответ – тишина, будто я не вернулся из боя…