— Ты тоже не похож на гриффиндорца, Гарольд, — отметил Лонгботтом.
Quid pro quo, лорд Саргас.
— Я просился на Слизерин, Невилл, — вздохнул я. — Шляпа обозвала меня дурачком, не понимающим шуток, и отправила на Гриффиндор. Думала она недолго.
Дальнейший путь мы проделали в молчании.
* * *
Убедившись, что состояние Невилла не вызывает опасений, я оттащил его с дорожки к обочине и расположил на лесной подстилке поудобнее. Мантия у него тёплая, не простудится. Подумав, добавил немного здорового сна. Не нужно ему видеть то, что я сейчас буду делать.
У мёртвого единорога нас опять поджидал чёрный субъект в балахоне. К счастью, роста он был не трёхметрового и холодом отчаяния от него не веяло. Обычный человек-маг в робе с капюшоном, как утверждало второе зрение. Со знакомым новообразованием на затылке.
Человек сидел на коленях на земле, припав к шее единорога и хлебая густую серебристую струйку, стекающую из раны. Невилл окаменел от увиденной картины, но успел хрустнуть веткой на тропинке. Фигура вскинулась, зашипела, поднялась в рост и угрожающе двинулась на нас. Перемещалась она так плавно, что создавалось впечатление полёта без опоры на ноги.
Невилл застонал и осел на землю. Оберег у меня на груди растёкся родным теплом, а в следующее мгновение, повинуясь поданной мною идее, из палочки за моим ухом вырвался… дальний свет самолётных фар.
Тёмный лес и тенистая поляна, едва освещаемая зайчиками лунного света. Полностью расширенные зрачки, адаптировавшиеся к ночному режиму и пристально высматривающие противника на фоне тёмного входа на поляну. И тут вам, прямо в широко распахнутые глаза, бьёт выжигающий сетчатку поток из мощного фонаря, приспособленного для поиска возможных препятствий на километровой ВПП.
Мужик натурально ослеп. Зашипел какие-то ругательства на непонятном языке, окутался чёрным маскировочным дымом и аппарировал с поляны, оставив после себя густой запах чеснока. Вот интересно: мне, после обнаружения такой жирной улики, уже можно сообщать всем о Квиррелле, или запрет на разглашение связан с выдерживанием общей канвы в аналогичных «прошлому году» рамках?
Первым делом я посмотрел на Невилла в магическом диапазоне. Не знаю, чем его атаковали ментально, но физически он был в порядке, просто без сознания. Оттащив с дорожки, я приступил к основному занятию.
Подошёл к лошади, присел и провёл рукой по густой и неожиданно мягкой, шелковистой шерсти. Тело тёплое, животное умерло недавно. Кровь в сосудах ещё не свернулась, и это хорошо. Работаем.
Я достал из хранилища алюминиевый молочный бидон на двадцать литров, резиновые перчатки, прорезиненный фартук, защитный экран на лицо и кусок толстого каната. Бидон открыл, защитное снаряжение надел, а канатом обмотал животину. Магическая тварь, даром что мёртвая, могла не позволить применить к ней чары левитации, а вот к обёрнутому вокруг неё канату — вполне. У магов, кстати, есть похожий «эффект Мюнхгаузена»: непосредственно себя они поднять не могут — чуть-чуть тяги не хватает, а вот доску, на которой стоят — вполне, без усилий и многими способами.
На вид единорог оказался меньше обычной лошади, а также тоньше и изящнее по пропорциям. Белоснежная шерсть свидетельствовала о том, что передо мной — взрослая особь. Как вообще можно было его ранить? Не знаю, насколько они могучи, но в быстроте с ними в лесу мало что может сравниться: они способны легко и неограниченно долго телепортировать скачками до ста метров за раз, не считая стремительности обычного бега. Очень хорошо слышат и чувствуют неладное.
По большому счёту, единорога можно достать только одним реальным способом: если он сам добровольно идёт на смерть. Например, прикрывая кого-то другого.
— Прости, лошадка, — тихо сказал я. — Тебе уже не помочь. Но я позабочусь о том, чтобы больше из твоего племени никто в ближайший год не умирал.
Труп поднялся в воздух, и я рассёк шею заклинанием. В бидон полилась тонкая серебряная струйка. Ожидаемо мало, но на большее и не рассчитывалось. Нащупав сердце, я простимулировал его запуск. Сердце млекопитающих — это не простой однокамерный насос, и для его работы требуются согласованные по временно́му графику сокращения разных групп мышц. К счастью для нас, весь согласующий механизм находится здесь же, в самом органе, в виде его, сердца, проводящей системы. Сигналы, сокращающие желудочки и предсердия, идут не из головного мозга, а порождаются на месте — рефлекторно, организованно и в большой степени саморегулируемо. Таковы требования к надёжности работы этого важнейшего органа.