В каждом человеке он больше всего любил «натуральность». Особенно не имел он права ошибаться в человеческих и профессиональных качествах коллег, с которыми вместе, пусть даже временно делал одно дело. Поскольку казачьему капитану отводилась в задуманной Шевчуком операции далеко не последняя роль, подполковник хотел иметь о нем объективное мнение…
Заводик располагался на окраине городка посреди большого пустыря, заросшего травой и окруженного с трех сторон кустарником. Сразу за пустырем начинались обступившие городок горы, между ними и заводиком был выстроен забор. В его тени Шевчук увидел длинную шеренгу пластунов с карабинами у ноги, перед которыми медленно расхаживал пожилой старший лейтенант. Круглое, с висячими усами лицо, выцветшие брови, к нижней губе прилипла незажженная самокрутка. На левой половине груди в алой шелковой розетке, столь распространенной в гражданскую войну, орден Красного Знамени, под ним — три Георгиевских креста и ряд советских медалей. С правой стороны над газырями — ордена Отечественной войны и Красной Звезды, чуть выше их — три нашивки за ранения. В руке офицера была длинная хворостина, которой он время от времени хлопал себя по голенищу сапога.
— Кто скажет, що делает солдат на войне? — долетел до Шевчука его голос. — Никто? Тогда скажу я… Солдат на войне делает то, чему научился в мирное времечко. Только в пять раз хуже. Понятно?.. Какой из этого следует вывод? Учиться, учиться и еще раз учиться.
Шевчук, направившийся было через пустырь к часовому у проходной будки, остановился. Отвлекся от своих мыслей, усмехнулся. Ай да старший лейтенант! До чего безбожно переврал старика Мольтке! Как тот говорил на самом деле: «Войска делают в военное время то, чему их учили в мирное. Только в десять раз хуже». А впрочем, смысл высказывания казачий офицер передал весьма точно.
Словно почувствовав, что привлек внимание незнакомого офицера, старший лейтенант равнодушно скользнул по Шевчуку взглядом. Вытянул себя очередной раз по сапогу хворостиной, поправил на ремне ножны кинжала и снова двинулся вдоль строя.
— А потому зараз приступим к науке, — продолжал он свои поучения. — Що главное для пластуна? Уничтожить врага — воткнуть ему штык в брюхо або кинжал в глотку. А для этого надобно незаметно и неслышно подкрасться к противнику. Так, щоб не тилько он, но даже собака тебя не учуяла. Ясно? Вот и займемся этим…
Старший лейтенант остановился у середины казачьей шеренги, принял строевую стойку.
— Сотня, слушай мою команду! Ложи-и-ись! — громко приказал он. — По-пластунски, направление — левый угол леса — вперед!
Только что у забора стояло несколько десятков людей — и в мгновение ока они исчезли. Напрасно всматривался Шевчук в траву, она, как прежде, высилась неподвижно, в ее зарослях не раздавалось ни шороха, ни треска, над ней не поднималось ни облачка пыли. Только фигура старшего лейтенанта, шагавшего среди травы с хворостиной в поднятой руке, служила ориентиром, где в этот миг находились ползущие. Вот старший лейтенант резко опустил хворостину, недовольно заговорил:
— Ближе к земле, хлопче, еще ближе! Що ты вскинул зад? Ты ж пластун, а не пушкарь! Ниже его, еще ниже! — офицер повторно вытянул недобросовестного подчиненного хворостиной по упомянутому им месту и снова зашагал к углу леса.
Шевчук с интересом наблюдал за происходящим. О казаках единственной в Красной Армии пластунской дивизии он слышал немало, однако лично встречаться с ними ему пришлось впервые.
— Сотня, приготовиться к атаке! — прогремел у края пустыря голос старшего лейтенанта. — Вперед!
Из травы в паре десятков метров от леса поднялась пластунская цепь. Имитируя бросок гранаты, казаки взмахивали над головой рукой и с карабинами наперевес мчались к кустарнику. Бежали без криков, без «ура!», огромными прыжками, пригнувшись к земле. Делали по стремительному уколу штыком влево-вправо, с разбега грудью пробивали кусты и исчезали среди деревьев и густого подлеска.
— Сотня, стой! — прозвучал голос старшего лейтенанта. — На исходный рубеж — марш!
Из леса стали возвращаться казаки, не спеша брели по пустырю к месту у забора, откуда совсем недавно начинали на животах свой путь к лесу. Старший лейтенант встал к забору спиной, указал рукой направление построения и зычно скомандовал:
— Сотня! Повзводно в одну шеренгу — становись!
Казаки быстро выстроились, и он с неразлучной хворостиной в руке двинулся вдоль строя.
— Погано! Дюже погано! Ползете так, що вас под Тихорецкой слышно. Покуда к противнику подберетесь, он из вас сито сделает. Як же с вами Гитлера победить? У него половина Европы союзников и тьма солдат, а вас тилько неполная сотня… У него танки, пушки, самолеты, а у вас, тилько карабин, кинжал да гранаты. Значит, ваша сила — это умение и еще раз умение.