— Тогда, Семен, остается одно: перекрыть выходы из ущелья и ждать, когда беглецы снимутся с дневки.
— Верно, казаче. А я подскажу, где краще всего расположить секреты…
Хлобуч придержал коня, замер в седле. Еще раз потянул носом воздух. Нет, он не ошибся нисколько! Ветер действительно приносил откуда-то слева запах дыма и аромат поджариваемого на открытом огне мяса.
— Что скажете, капитан? — повернулся Хлобуч к ехавшему вместе с ним начальнику штаба бригады.
— Здесь должен находиться наш дозор, — ответил Вильк, тоже придерживая лошадь. — Но дозорным категорически запрещено разводить костры или выдавать свое присутствие каким-либо другим образом. Об этом им напоминается постоянно, в том числе и мной лично.
— Напоминать мало, капитан. Только подумать: жечь костры во внутреннем охранении, всего в километре от штаба бригады! Не охранять его, а демаскировать! Да это же преступление!
У Хлобуча второй день было плохое настроение. Точнее, с того вечера, когда он расстался с поручником, представителем Войска Польского. Только подумать, ему предлагают полк! Полк настоящей кадровой армии, а не этого сброда, громко именуемого бригадой Армии Крайовой. Хороша армия, боящаяся высунуть нос из лесных чащоб и каменных теснин! А каков дурак он сам. Не сумел понять раньше, что карта «лондонцев» бита, не плюнул на свою громкую должность! Зато как быстро сориентировались в обстановке другие! Хоть бы тот же его бывший товарищ по военному училищу Ковальский. Сразу разобрался, что к чему, и переметнулся с бригадой на сторону «люблинцев». И вот результат — Ковальский уже полковник, начальник штаба дивизии. Дивизии! От зависти к чужой удачливости и злости на самого себя Хлобучу хотелось взвыть.
— Согласен с вами, пан майор, — донесся до него голос начальника штаба бригады. — Обещаю, что виновные будут строго наказаны. Сегодня же и лично мной.
Но Хлобуча уже понесло.
— Нет, капитан! Они будут наказаны не сегодня, а сейчас же! И не вами, а мной! Учитесь, как нужно наводить дисциплину!
Он ударил коня в бока каблуками сапог и направил его с тропы в сторону, откуда ветер приносил запахи дыма и жареного мяса. Смирная крестьянская коняга, реквизированная недавно на одном из лесных хуторов и не привыкшая к подобного рода обращению, закусила от страха удила, прижала уши и с храпом понеслась среди деревьев. Запахи все усиливались, а вскоре впереди стали заметны клубы дыма. Матка бозка, да там не один костер, а несколько. Ничего, он сейчас наведет порядок!
Конь с разбега вынесся на широкую, изогнутую дугой поляну и остановился в десятке шагов от ближайшего костра. Но Хлобуч не почувствовал этого. Пожалуй, в этот миг он не почувствовал бы ничего, даже если на него вылили бы ведро ледяной воды. Потому что зрелище, открывшееся перед ним на поляне, было настолько неправдоподобно, что ему захотелось протереть глаза или ущипнуть себя — не сон ли это? На поляне были казаки-пластуны! Да-да, те самые, которые уже причинили столько бед соседям бригады — оуновским сотням Хрына и Бира.
У костра, перед которым замер его конь, находились шесть-семь казаков. Один подбрасывал в огонь дрова, двое, засучив рукава черкесок, медленно вращали над жаром бараний бок, насаженный на гладко обструганную жердь. Остальные казаки лежали на траве рядом с костром, дымили самокрутками и о чем-то мирно беседовали. Карабины пластунов были составлены в козлы, возле прикладов лежали вещмешки.
В полутора десятках метров от этого костра горел второй, чуть правее — еще один. За ними, где поляна расширялась, пылали сразу два, немного в стороне взлетали искры над следующим. Майор насчитал восемь костров. А сколько на поляне казаков? Рота? Никак не меньше, если учесть, что часть их обязательно должна находиться в охранении. Почему должна? Может, они уже не нуждаются в охранении? Если эта рота устроилась на пикник всего в километре от штаба бригады, почему их товарищи не могут сейчас проделывать то же самое в ее расположении? Кто или что может помешать им? Однако что бы ни случилось, скорей отсюда!
Хлобуч глянул через плечо, ища глазами место, где можно было бы развернуться и незаметно покинуть поляну. Поздно! С обеих сторон седла стояло по казаку, третий, привалившись плечом к крупу коня, скручивал цигарку. Еще двое пластунов с автоматами на груди держали под уздцы лошадь начальника штаба, а четверо или пятеро окружили трех автоматчиков охраны Хлобуча и Вилька. Конец! Конец ему самому и всем его надеждам! А ведь совсем недавно он мог стать подполковником и командиром полка кадровой польской армии!