Шершень поманил собеседника к себе согнутым пальцем, и когда тот приблизил к нему лицо, заговорил громким шепотом:
— Нет, хлопче, не рановато. Понимаешь, нет у тебя иного выхода? Почему? Очень просто… Кто ты для меня? Клятый москаль, который вкупе с ляхами и австрияками столько веков измывался над ненькой-Украиной. Твой батько, царский полковник, небось до своей кончины звал нас не иначе как малороссиянами, не знал, кто такие Котляревский и Шевченко, и причислял Гоголя и Короленко к русским писателям. Одна дорожка тебе за это, любый хлопче, — на тот свет. Коли не пожелаешь искупить провину своих сородичей-москалей перед Украиной, сегодня же отправишься к господу.
Шершень взглянул на часы, подвинул их ближе к собеседнику.
— Значит, так. Через двенадцать минут у меня будет начальник Сухова — офицер от СС Штольце, который верховодит здешним «Вервольфом». Не думай, что открываю тебе по своей дурости великую тайну: станешь работать на меня — узнаешь об этом и сам, откажешься — унесешь мои слова в могилу. С этим Штольце тебе надлежит отправиться сегодня вечером к Сухову со своими делами и моим заданием. А чтоб тебе не казалось, что я дюже тороплю тебя, даю пять минут на раздумье…
Грызлов опустил на грудь голову, сделал вид, что задумался. Смотри, дело оборачивается не так уж плохо! Прямо удача, что его угораздило попасть в руки главаря здешних эсбистов, любителя иметь свой глаз где только можно. Не верь после этого в слепой случай!.. А знаменитый Шершень сегодня что-то подкачал: не вербовка, а примитив и дилетантщина или, как выражается один из друзей капитана, сплошная порнография».
Но так ли это, если хорошенько подумать? Пожалуй, нет, скорее, это работа специалиста экстра-класса. Десять минут, столько же фраз, и вербуемый загнан в угол, откуда единственный выход — туда, куда его толкают. Теперь Шершню осталось лишь припугнуть нового агента карами, которые падут на его голову в случае, если он попытается даже в мыслях обмануть хозяина, — и дело сделано.
Шершень протянул руку, взял с крышки стола часы, стал надевать их на руку. Сгорбившегося на табурете собеседника он даже не удостоил взглядом.
— Пять минут пролетели, хлопче. Что мне делать: считать тебя моим человеком или кликнуть боевиков с лопатами?
— А если полковник Сухов не введет меня в курс своих дел? — не поднимая головы, тихо спросил Грызлов.
— Всеми «если» предоставь заниматься мне, — сказал Шершень. — Привыкай сразу: от тебя требуются не рассуждения, а выполнение приказов.
9Штольце прибыл в схрон Шершня, как и обещал через предварительно присланного им посыльного, ровно в четырнадцать часов. Вернее, с символическим опозданием в две минуты, как это было принято до войны среди родовитой европейской аристократии. Повесил на гвоздь у входа автомат, крупными шагами направился к столу, за которым поджидал его вставший с табурета хозяин схрона. Они молча обменялись рукопожатиями, и Штольце без приглашения уселся напротив эсбиста.
— С делом к тебе, друже.
— Знаю. Поскольку не те сейчас времена, чтоб друг к дружке в гости на чарку или по пустякам ходить. Верно, по старой дружбе и причаститься не грех.
Шершень отодвинул на край стола подставку с торчащими из нее двумя маленькими флажками: желто-голубой олицетворял «державное» знамя «суверенной, соборной, незалежной и самостийной Украины», а черно-красный — знамя ОУН. Достал из ящика стола бутылку французского коньяка, плоскую жестяную банку с красочной этикеткой, на которой была изображена смуглая полуобнаженная красавица в окружении засахаренных лимонных долек. Вскрыл банку ножом, раскупорил бутылку и разлил коньяк по двум стаканам.
— Для тебя этого француза берег, друже, — сообщил он, протягивая один из стаканов Штольце. — За нашу встречу и все хорошее. Будьмо!
Он залпом выпил содержимое своего стакана, сморщил нос, понюхал крышку от банки с лимонными дольками. Поставил на стол локти, подпер ладонями голову и уставился на гостя. Но тот не спешил. Медленно сделал из стакана несколько маленьких глотков, блаженно прикрыл глаза, стал неторопливо жевать засахаренную дольку. Отпил еще пару глотков, потянулся снова к коробке… Оберштурмбанфюрер решил позволить себе несколько минут безмятежного покоя. Тем белее, что был твердо убежден: вопросы, с которыми он прибыл к этому украинскому мужику, ему удастся разрешить куда проще и быстрей, чем имей он дело с умным, прекрасно подготовленным в профессиональном отношении русским полковником Суховым или недалеким, сверх всякой меры заносчивым аковским капитаном Матушинським.