Как всегда, рабочий стол был чист: кадровый контрразведчик почти с тридцатилетним стажем, генерал Заброда пользовался ручкой и бумагой лишь в крайних случаях, предпочитая основную массу текущей информации держать в голове.
— А мой землячок, бывший войсковой старшина, молодец, — говорил Заброда. — В указанных им квадратах оперативно-розыскные группы ликвидировали уже четыре радиоточки «Вервольфа». Девятнадцать вражеских агентов уничтожены, восемь взяты в плен, захвачены четыре приемопередающие рации «Эри». Среди пленных два радиста, один из которых дал согласие на ведение радиоигры в наших интересах. Богатый улов… А каковы результаты твоей работы со Штольце?
— Нулевые. «Хайль Гитлер!» при появлении в кабинете и «Хайль Гитлер!» перед уходом. В промежутках — молчание. То ли набивает себе цену, то ли решил, что ему во всех случаях терять нечего.
— Как твое предположение относительно прямой цепочки Штольце — Хейнемейер?
— Подтвердилось. Сержант Кондра, захвативший Штольце, был свидетелем его встречи со штандартенфюрером Хейнемейером.
— Удалось ли напасть на его след?
— Пока нет. Однако несколько наших и польских розыскных групп брошены на путях возможного движения отряда Хейнемейера. Наготове еще несколько групп и подразделений войск охраны тыла. Стоит лишь обнаружить след Хейнемейера, и мы обложим его со всех сторон.[48]
— Что дала твоя работа по мадам с остзейским произношением?
— По легенде — Петрова Анна Ильинична, на самом деле — жена бывшего белогвардейского генерала Николаева, который подвизается ныне на вторых ролях в карпатском «Вервольфе». Оставлена руководителем разведгруппы по сбору информации в нашем оперативном тылу. В процессе наблюдения установлены три ее сообщницы, все из числа жен или дочерей русских белоэмигрантов. Еще один выявленный агент — ее несовершеннолетний племянник, которого она выдает за усыновленного ею украинского сироту, вывезенного на работу в Германию и бежавшего оттуда. Арест известных нам агентов считаю пока преждевременным.
— Согласен. Однако контроль над всеми участниками группы должен быть самый тщательный.
— Необходимые распоряжения по этому поводу мной уже сделаны. Полагаю, что пришло время положить юнец существованию базы «Вервольфа» в урочище Мёртвая падь.
— Разделяю это мнение. Захват Штольце, уничтожение четырех радиогрупп «Вервольфа» и выход на его городскую агентурную сеть Петровой-Николаевой вполне могут служить началом разгрома и ликвидации всего здешнего фашистского подполья.
— Разрешите вопрос личного плана, товарищ генерал-лейтенант?
— Разрешаю, Зенон.
— Слышал, что у коменданта Серенко крупные неприятности: превышение власти, непонимание текущего политического момента… Дело пахнет чуть ли не трибуналом. Неужели все так серьезно?
— У тебя, догадываюсь, иная точка зрения на деятельность коменданта?
— Да. Признаюсь, я поначалу тоже недолюбливал Серенко: эдакий ничем не прошибаемый сухарь-службист. Однако комендант показывает свое настоящее лицо не в спокойной кабинетной обстановке, а в конкретном живом деле. Когда такая возможность представилась, Серенко показал себя умным, инициативным офицером, пошедшим на риск единолично принять в сложной, чреватой непредсказуемыми последствиями обстановке единственно правильнее решение. И не только принять, но и блестяще осуществить его… Побольше бы таких комендантов!
— Задам тебе вопрос на несколько отвлеченную тему. Ты никогда не задумывался, что является главным для военного человека?
— Главное для военного — преданность Родине и высочайший профессионализм, — не задумываясь, ответил Шевчук. — Проверить это может лишь война, когда за убеждения платят собственной кровью, а мерилом таланта служат победы или поражения вверенных тебе войск. Разве не было у нас до сорок первого года генералов, достигших высоких званий и должностей с помощью протекционизма, угодничества, умения создать видимость работы? А какой поток серости и посредственности хлынул в верхний эшелон комсостава армии взамен уничтоженных военных талантов после 1937 года. И лишь война продемонстрировала их профессиональную никчемность и умственное убожество, выдвинув таких умниц, как Рокоссовский, Ватутин, Черняховский, Говоров, Горбатов.