— Федя! — Клевцов тоже сделал шаг навстречу.
— Друг ты мой кровный! — не сдержавшись, Боровой кинулся к Павлу и обнял его. — Видишь, батальон уже дали. А это кто с тобой?
— Мой товарищ Йошка Слухай и Нина — жена моя…
— И вы всем семейством были там? — Боровой дернул за отворот немецкого мундира.
— Пришлось.
— Готовь стол, комбат! — приказал Самвелян.
— Мигом! — Боровой по-мальчишески свистнул, вызывая ординарца.
— В другой раз, товарищи, — вмешался капитан из разведуправления. — Я должен немедленно отправить группу в Москву. Там ждут.
Наступила неловкая пауза. Протестовать было бессмысленно, хотя и отпускать просто так человека, с кем вместе кровь проливал в памятном августе прошлого года и чудом выжил, Боровой не хотел. Федя выхватил из комбинезона трофейный вальтер, протянул Павлу:
— Держи на память!
Павел достал точно такой же пистолет. Они поменялись оружием и снова обнялись. Вдруг Павел увидел механика Петренко, не решавшегося подойти к командирам.
— Иди, иди, поздоровайся! — заметив взгляд Павла, разрешил Самвелян.
Леша Петренко подошел к Павлу, отдал честь. Павел пожал ему руку:
— Здравствуй, мой спаситель!
— А вы мой…
26Невиданный был удар по флангам Курской дуги. Всю сталь, выплавленную за год и обращенную в броню для танковых дивизий, весь алюминий, добытый из бокситов и нефелинов Тюрингии, Силезии и Альпийского нагорья, ушедший на постройку самолетов и брошенный в небо между Курском и Белгородом, все оружие, собранное с заводов Европы, 80 процентов кадрового состава вермахта довоенного призыва, обученного и опытного, участвовавшего в победоносных кампаниях на Западе, — все швырнул Гитлер в пекло разгоревшейся битвы.
Кое-где русских удалось потеснить. Однако после танкового сражения под Прохоровкой фронт стал разваливаться, как глина под дождем. Пылали «фердинанды» и «тигры», «пантеры» и «леопарды». Солдаты бросали оружие и бежали из ада. В штабы непрерывным потоком поступали донесения об истреблении целых батальонов. И ничто не могло остановить бегства.
В это время Шпеер вспомнил о фаустпатроне Хохмайстера. Он вызвал генерала Леша. Тот приехал немедленно. Рассеянно глядя на карту, рейхсминистр проронил:
— Не кажется ли вам, что отныне нам придется только обороняться?
Леш тактично промолчал. То, о чем решается говорить высший чин, не следует повторять низшему.
— Да, это так, генерал, — долговязый Шпеер в упор посмотрел на смутившегося Леша. — Мы реалисты, люди технического склада ума. Ресурсы исчерпаны. За двадцать дней под Орлом, Курском и Белгородом мы потеряли столько металла, сколько не выплавим и за четырехлетку. Нам приходится с ужасом осознавать бесперспективность этой войны…
Шпеер сел за стол, повертел массивный чернильный прибор из бронзы в виде танка — подарок «панцерфатера» Фердинанда Порше.
— Поскольку отныне нам придется обороняться, пора выпускать «фаусты», — задумчиво проговорил рейхсминистр.
У Леша перехватило дыхание. Шпеер опять может уличить его в корысти. Безопасней было бы промолчать, но министр все равно узнает об этом. Лучше от него, чем от кого-либо другого. Вздрагивающими пальцами он расстегнул замок портфеля и извлек небольшую книжку в мягком переплете.
— Что это? — рейхсминистр брезгливо взглянул на славянские буквы.
— Советский журнал «Военное обозрение», июльский номер. — Леш раскрыл страницу в том месте, где было напечатано сообщение о фаустпатроне.
Достаточно было взглянуть Шпееру на точно воспроизведенный чертеж, чтобы понять, о чем идет речь.
— А это перевод статьи, — Леш положил на стол немецкий текст.
Побелевшими от гнева глазами Шпеер впился в бумагу: «На вооружение гитлеровской армии стало поступать новое противотанковое реактивное оружие без отдачи при выстреле с плеч… Фаустпатроны первого и второго образцов отличаются своими размерами и формой головной части корпуса мины. Первый образец с гранатой диаметром 540 мм предназначен для борьбы с нашими танками КВ. 300-мм патрон второго образца — для борьбы с Т-34… Состоит из основных частей: мины кумулятивного действия с хвостовым оперением и трубы-ствола с пороховым зарядом и стреляющим механизмом…»
Буквы запрыгали перед глазами. Шпеер рванул узел галстука:
— Как… Как русские узнали о «фаусте»? Я же приказывал засекретить это оружие!..
— Боюсь, приказ пришел поздней вездесущих русских агентов… Утечка могла произойти только в Розенхайме, но никак не в Карлсхорсте.
— Не хочется обращаться к склочнику Гиммлеру, но придется, — хрипло произнес Шпеер. — Вы же назначьте свою комиссию!