– В церковь сходить, на исповедь.
Да, память Агнии Николаевны подсказала, что мне, травнице, надо проявлять религиозное рвение куда сильнее, чем какой-нибудь бабке Марьяне. И в самом деле, я дважды была на исповеди, и молилась, всё как положено.
– А что, на этой стороне церкви нет? – продолжал допрос следователь.
Я глубоко вздохнула и долго выдыхала. Хотелось взять каменную ступку и тяпнуть этого красавчика по его высокому лбу. Или в лоб.
– Пётр Григорьевич, вы меня всё-таки заставили встать! Идёмте!
– Куда?
– Идём-идём. Вы глазами посмотрите, – я рывком распахнула дверь дома и пошла к калитке. – Вы же из Ростиславля?
– Да, в вашем Кириллове держать убойный отдел не нужно, здесь такие страсти кипят редко.
– Слава богу, – буркнула я, остывая.
– Слава богу, – согласился следователь.
Мы остановились на так называемой набережной, а вообще-то дороге – грунтовке, честно говоря. Это сейчас, к началу мая, она подсохла, а месяц назад представляла собою топь непролазную, без резиновых сапог из дому выходить было нельзя. Счастье, что я себе купила-таки «Ниву», до работы, в магазин или ещё за чем-нибудь только на ней и добиралась…
– Итак, Пётр Григорьевич, посмотрите направо, против течения Волги, – на всякий случай я показала рукой, куда именно смотреть; следователь послушно туда повернулся. – Вот это называется Волжская набережная. За спиной у нас Большой овраг, а если мы пойдём по этой, с позволения сказать, набережной, то упрёмся в овраг Малый. Он такой же длинный, почти два километра, но чуть поуже. Пока всё понятно в смысле топографии местности?
– Пока да, – хмыкнул Егоров.
– Если во-он там, – я снова ткнула пальцем, – перед Малым оврагом, мы повернём налево, к реке, и спустимся вниз, то выйдем к Казанско-Преображенской церкви. Восемнадцатый век, не хвост собачий, памятник федерального значения. Считается действующей, только священник в ней был за два месяца один раз, и то – только в летнем храме. А у меня дежурства, сутки через трое, и мне ловить его недосуг.
– Понятно.
– Теперь давайте поглядим в другую сторону, – и я развернулась на сто восемьдесят градусов, вынуждая следователя повторить этот маневр. – Если мы с вами повернём за угол и пойдём вдоль Большого оврага – эта тропочка, между прочим, называется Первая Овражная улица, такая вот неожиданность – то метров через шестьсот – семьсот дойдём до мостика. Красивый мостик, каменный. Арочный, как в Италии. Пересечём по нему овраг, ещё метров пятьсот пройдём – и будет нам с вами Крестовоздвиженский собор. Замечательный собор – семнадцатый век, первое в городе каменное сооружение. Построен на месте старых городских валов, фрески – умереть какие. Посмотреть на фрески можно хоть сейчас, а службы за всё время, что я здесь, не проводили ни разу.
– Я понял, понял, – замахал руками Егоров. – Конечно, вам проще туда…
И он кивнул в сторону противоположного берега Волги.
– Проще, – согласилась я. – Ладно, считайте, я вам экскурсию провела. Вернёмся в дом, что-то ветерок холодный подул.
На кухне следователь сел дописывать свои бумажки, а я поставила на плиту чайник. Потом посмотрела на замученное лицо мужчины, мысленно плюнула на принципы и полезла в холодильник. Холодная отварная говядина, хрен, маринованный огурчик, домашний хлеб, большая чашка чая…
Как, оказывается, немного человеку нужно для счастья!
Пока Пётр Григорьевич ел, я пила потихоньку чай и рассуждала вслух:
– Вообще говоря, покойный Бухвостов, он же Санька-лодочник, самый неподходящий для убийства человек.
– Почему? – сквозь бутерброд спросил следователь.
– Потому что на первый взгляд, убивать его не за что. Я ж говорила, он не пил, не курил, не шлялся, не давал денег в долг и вроде бы ни с кем из остальных лодочников не приятельствовал.
– А откуда вы знаете, если знакомы с ним не были?
– У меня соседи есть, – хмыкнула я. – Вон, через дом от меня по Первой Овражной бабка Марьяна живёт, так она может про остальных рассказывать с рассвета до заката без перерыва на обед. Надо только уметь отделять её выдумки от правды.
– А вы умеете?
– Ну, процентов на семьдесят, – самокритично признала я. – Но на Саньку она мне жаловалась регулярно, поскольку он отказывался ей делать пенсионерскую скидку на проезд, то есть, проплыв на его лодочке. А уж от жадности до других его недостатков было рукой подать. И вы ж понимаете, она такая не одна. У нас тут жизнь деревенская, хотя и числимся городом. Но не об этом речь, просто никого не убивают из-за сорока рублей, или сколько он там брал за перевоз. Значит, или Бухвостов ввязался во что-то незаконное… И это вы легко вычислите, кстати, у нас не «коза ностра», люди всё незамысловатые. Или…