Эх, влезть бы в компьютер Воронина, но не стоит даже и пробовать. Его паролей я не знаю, взломать не смогу. А важные документы он если и хранит дома, то только в надежно защищенном сейфе.
Строчки расплываются, я чувствую, что очень устала. Глаза слипаются. Утром мне нужно ехать в город, но позволить себе лечь спать я не могу. Еще хотя бы десяток страниц. Конечно, я смогу продолжать и когда Воронин приедет, но мне придется быть в тысячу раз осторожнее. Поэтому нужно пользоваться моментом. Сделать еще кофе, что ли?
Я встаю, подхожу к двери, выскальзываю в коридор. Бесшумно сбегаю по лестнице, тенью скольжу в сторону кухни. По ночам я почему-то всегда чувствую себя тут, как взломщица, а не хозяйка.
Включив свет, я шуршу на кухне, завариваю кофе, нарезаю несколько бутербродов. От недосыпа в глазах двоится, и я, неся дымящуюся чашку в вытянутой руке, проливаю на ногу кипяток.
- Ай!
От неожиданной резкой боли я выпускаю чашку, и она разлетается о плитку с таким грохотом, что я подпрыгиваю, и еле успеваю отскочить, чтобы не ошпарить босые ступни.
- Черт побери.
Я сама везучая в мире, это однозначно. Существует ли еще такой же неуклюжий человек, как я? Я мечусь по кухне в поисках тряпки, стараясь не наступать на осколки, когда дверь вдруг распахивается, и в кухню влетает Рыков с пистолетом наизготовку.
- Осторожно, осколки! – кричу я, и Тихон тормозит прежде, чем наступает такой же босой, как у меня, ступней, на ощерившийся острым краем кусок чашки. Увидев меня, он опускает пистолет, кладет его на кухонную тумбу. Окидывает взглядом залитый пол.
- А, это вы. Грохот был такой, что я подумал, что в дом влезли.
- Нет, я уронила чашку.
Я сажусь на корточки и собираю осколки в совок, который нашла под раковиной. Я не жду никакой помощи, но Рыков находит тряпку, ведро, и начинает собирать пролитый кофе. Через минуту лужи уже нет, но пол еще липкий. Я молча забираю у Рыкова ведро, опорожняю его в раковину. Полощу под краном тряпку, набираю в ведро немного воды. Сажусь на чистый участок пола, и начинаю промывать.
Рыков, который неподвижно стоит в стороне, нарушает тишину.
- Не думал, что вы умеете мыть пол.
Я невольно улыбаюсь.
- Для этого много ума не нужно. Не бросать же наутро, сама виновата. Спасибо, что помогли собрать осколки.
Закончив, я встаю, выливаю воду в раковину, возвращаю «инструменты» под раковину. Рыков все еще стоит возле стола, и я не понимаю, почему он еще не ушел. Я поднимаю глаза на него, и вижу, что он смотрит на меня. Я не могу разгадать этот взгляд, в нем нет хмурости, ненависти или недовольства. Скорее, задумчивость. После того нашего разговора, когда я наговорила ему кучу гадостей, прошло несколько дней, и все эти дни мы толком не разговаривали. Меня это вполне устраивает, но чувство вины все же точит меня изнутри. Когда Рыкова нет рядом, мне легко не думать о нем, но когда он стоит вот так, прямо напротив меня, я чувствую неуверенность, которая раздражает меня. Именно из-за этого я и веду себя с ним, как истеричка, и ничего не могу с собой поделать. Маскирую слабость агрессией. Кусаю руку, которая могла бы протянуться ко мне для помощи. Но я слишком хорошо знаю, что бывает с людьми, которые хотели мне помочь. А выдерживать нейтралитет не получается. С кем угодно получилось бы, а с ним нет.
- До завтра, Тихон. Мы с утра едем в город, будьте готовы.
Я отворачиваюсь и подхожу к двери, и вдруг слышу слова, что ударяют меня в спину подобно кулаку.
- Что, уже закончились деньги? Нужно наварить еще?
«Наварить». Грубое, емкое словечко, что-то из 90-х. Из прошлого Воронина. Я медленно поворачиваюсь, чувствуя, как трясутся руки.
- О чем вы?
Рыков усмехается.
- Вы сами знаете, о чем. Зачем вам столько наличных? Передаете любовнику?
Я чувствую, как сердце уходит в пятки, а реальность начинает ускользать. Накатывает паническая атака, и мне приходится вцепиться пальцами в стол, чтобы не упасть. Я даже не могу взорваться, разозлиться, наговорить ему гадостей, как я делала это раньше. Я раздавлена. Он понял, что я веду двойную игру, хорошо, хоть не понял еще ее суть. И он явно не на моей стороне. Я своими руками сделала из Рыкова врага, который может уничтожить меня.