Совсем измотав себя тревожными мыслями и страхом, сама не замечаю, как засыпаю.
Просыпаюсь резко, словно от выстрела. Сажусь на постели, пытаясь унять бешено грохочущее сердце, и понимаю, что я действительно проснулась от выстрела, который прозвучал где-то снаружи. Стоит мне подумать об этом, как я действительно слышу выстрелы. Один, другой, третий.
Что происходит? Если бы меня приехали спасать, наверное, действовали бы тихо? Или нет? А вдруг это какие-то бандитские разборки? В панике я вскакиваю с постели, мечусь рядом с ней, насколько позволяет веревка. Вижу тень возле окна, и в ужасе ныряю под раскладушку, распластываюсь на пыльном деревянном полу. Слышу какой-то странный скрип, в панике сжимаюсь, когда чувствую холодное дуновение влажного воздуха с улицы. Кто-то вырезал стекло.
Слышу шум, а затем шаги, вижу ноги перед кроватью.
- Настя?
Шепот совсем тихий, но я не спутаю его ни с чьим другим. Рыков, о Господи, Рыков!
Извиваясь змеей, вылезаю из-под раскладушки, и его руки сразу же хватают меня за плечи, ставят на ноги. Секунда, и он перерезает веревку, что привязана к наручникам.
Несмотря на то, что в комнате темно, в свете луны вижу его глаза. Они далеко не ледяные, впрочем, как уже давно. Чувствую, как по щекам начинают течь слезы, смаргиваю их. Жив. Если и ранен, то пустяково. Пришел за мной.
- Настя, ты в порядке? Что они сделали с тобой? – он смотрит на наручники, чертыхается. – Пока придется так, дома снимем их.
Я молчу, чувствуя, как меня затапливает мощная теплая волна, которая выкручивает колени, пронзает позвоночник. В моем животе не бабочки – там свили гнездо огромные экзотические птицы, которые теперь кружат в своих танцах в закатном тропическом свете.
Тихон оглядывается по сторонам, касается моей щеки, заставляя птиц вспорхнуть с ветки.
- Настя, почему ты молчишь? Что с тобой? Пошли, нам пора, времени мало. Давай, я полезу первый и вытащу тебя. Тут низко.
Он берет меня за руку и тянет к окну, стекло в котором аккуратно вырезано, но я делаю шаг, и вплотную подхожу к нему. Протягиваю скованные руки, касаюсь его подбородка, пробегаю пальцами по щетине. Рыков замирает, а я встаю на цыпочки и целую его. Это безумие, натуральное безумие. На счету каждая секунда, но я чувствую, что это единственно правильная вещь из тех, что я могу сделать.
Рыков реагирует мгновенно. Обнимает меня за талию, целует жадно, страстно, но почти сразу отстраняется и тянет меня к окну.
- Настя, я тебя еще не спас. Пошли.
- Не называй меня Настей, я же просила, - от долгого молчания шепот выходит хриплым, и Рыков, который уже сидит на подоконнике, в удивлении оборачивается. Улыбается, и я вижу, как его зубы блестят в темноте.
- Хорошо, Анастасия Ивановна.
- Меня зовут Стася. Так называли меня все, до Воронина. Я ненавижу имя Настя.
Улыбка Рыкова блекнет. Смотрит задумчиво.
- Как скажешь, Стася. Давай поторапливаться, парни уже и так долго их отвлекают.
Миг – и Рыков скрывается за окном. Тут же встает, и я протягивает мне руки. Лезть со скованными запястьями очень сложно, но Тихон буквально вытягивает меня, и через секунду я уже на ногах. Откуда-то доносятся выстрелы, крики, лес шумит. Рыков пригибается и тянет меня в сторону деревьев.
Мы бежим на корточках, уже приближаемся под укрытие леса, как вдруг я слышу за спиной грохот, и тут же чувствую резкую боль в плече. Она обжигает с такой силой, что я издаю даже не крик, а какой-то полузадушенный сип.
То, что происходит дальше, напоминает бешено вертящийся калейдоскоп картинок. Прежде, чем я успеваю сделать вдох, Рыков резко оказывается передо мной, толкает меня назад. Я падаю за землю, боль пронзает плечо с новой силой, и тут же грохочет новый выстрел, и практически одновременно с ним еще один. Я не успеваю открыть глаза, как вдруг на меня падает сверху что-то очень тяжелое, больно бьет по носу, выбивает дыхание из груди.