Он дергается от укуса, но, кажется, все понимает, и лишь усмехается мне в губы. Он не сделает мне больно. Не сделает. Почему я так верю в это?
Я сошла с ума – окончательно и бесповоротно.
Я ведь всерьез пыталась бояться его. Не доверяла. Взвешивала все за и против, бесконечно балансируя между страхами и надеждами. Он раздражал и бесил меня так, что хотелось визжать, вцепившись в волосы и топая ногами. Он - часть мира моего мужа. Он – часть моего мира.
Но теперь я сошла с ума, и сейчас мы близко настолько, насколько это возможно. В этом дешевом отеле, название которого я не помню, на этих синтетических простынях, куда он меня, наконец, укладывает, поспешно срывая с себя одежду. Он морщится, когда манжет рубашки задевает поврежденную руку. Сегодня Рыков в который раз пролил за меня свою кровь, и это осознание возбуждает.
Я изо всех сил пытаюсь держать глаза открытыми. Наконец-то я могу не просто смотреть, а видеть его, рассматривать, есть глазами, ловить малейшие выражения его лица. Я вижу кровоподтек на скуле, который завтра расцветет синяком, каждую морщинку, каждое движение ресниц. Я хочу съесть его взглядом, но он оказывается внутри, и веки сами собой закрываются, под ними вспыхивают малиновые звезды.
Удовольствие плавит меня изнутри на медленно огне, натягивает мышцы, подобно канатам, выгибает позвоночник. Остановиться уже невозможно, но остановка была бы смерти подобна. Я ликую, это наконец-то случилось. Он на мне. Он во мне.
Мне хочется растаять, как шарик мороженого, растечься, обволочь его собой. Сжать так крепко, чтобы мои руки невозможно было расцепить. До хруста, до боли. Задушить, и задохнуться самой. Я вспоминаю ту вспышку чувственности, которая пронзила меня, когда я увидела его с Миленой в саду. Ловлю губами его пальцы, сжимаю их зубами. Вздрагиваю от удовольствия, когда слышу его приглушенный стон.
Тяжесть. Вес его тела. Оно крепкое, поджарое, сухое. Длинное. Отпустив пальцы, прикасаюсь губами к шраму под его ключицей, чувствую, как он вздрагивает, слизываю с губ соль. Я тоже вздрагиваю – когда я целую его, нервные окончания, тянущиеся от губ, пронизывают все тело яркими вспышками. Быстрее.
Жар. Пот. Капля течет по его лбу, падает на мою щеку, но я почти не чувствую этого. На его лбу пульсирует жилка, лицо напряжено, глаза затуманены. Перед глазами все плывет, я слепо шарю руками по кровати, пытаясь ухватиться, чтобы меня не унесло прямиком в открытый космос, но простыня – слишком хлипкая опора. Впиваюсь в его плечи, ощущаю, как ногти впиваются в кожу. Больно, наверное. Я не хочу делать тебе больно. Прости, прости.
Все впустую, потому что я все равно отрываюсь от земли. Из моей груди вырывается низкий, животный стон, с которым, как мне кажется, и душа отлетает прочь. La petite mort. Маленькая смерть. Я закрываю глаза, и не остается ничего, кроме наполненной яркими ощущениями темноты, которые дробятся, подобно фракталам, заставляя каждую клетку тела дрожать и вспыхивать.
Я умерла? Мы умерли?
Мир возвращается. Все закончилось. Он тяжело дышит, не в силах разъединиться со мной, лежит, уткнувшись лицом в мою шею. Мне почти не тяжело. Колени мелко подрагивают, по мокрой коже пробегает холодок, который приносит ветер из распахнутого настежь окна. Я лежу на голом матрасе, простыня, свитая в жгут, уползает под кровать, подобно змее.
Мне холодно. Мне жарко.
Тихон приподнимается на локтях, долго смотрит мне в глаза. Проводит пальцами по губам, ласкает скулы кончиками пальцем. Наклоняется и целует меня – бесконечно нежно. Тепло, глубоко. Я закрываю глаза и чувствую, как слезы быстро сбегают по вискам, теряются в волосах.
Мы действительно умерли. И возродились, но уже как одно целое. Я не знаю, что будет завтра, но сейчас я впервые за многие годы ощущаю себя живой. Я, кажется, проснулась.
Утро наступает слишком быстро. Открываю глаза и сажусь резко, будто меня что-то подкинуло. На миг мне кажется, что безумная вчерашняя ночь мне лишь приснилась, но в ту же секунду вижу лицо Рыкова на подушке рядом. Он не спит, смотрит на меня, улыбаясь уголками губ. Понимаю, что меня разбудил именно его взгляд. От его улыбки перехватывает дыхание, и я чувствую, что краснею.