- Привет. - Его голос хриплый со сна, на щеках густая короткая щетина, глаза чуть припухли. В первый раз я рассматриваю его так близко при дневном свете, первый раз я вижу его только что проснувшимся. Внезапно я ощущаю, как дыхание перехватывает, голову будто сжимает стальным обручем.
- Я сейчас, - шепчу я, и кидаю в ванную комнату, как была, голая. Там я пускаю воду в раковине, наклоняюсь над ней, и даю волю слезам, которые рвались наружу с того момента, как я увидела его лицо на подушке рядом. Невыносимо пульсирует в висках, рот наполняется горечью. На меня обрушивается осознание того ужаса, в котором я жила эти годы, и мысль о той точке невозврата, которая превратила мою жизнь в ад.
А если бы тогда, шесть лет назад, в день своего рождения, я влюбилась бы в Рыкова, а не в Воронина? Если бы танцевала с ним, улыбалась ему, видела бы только его? Насколько другой могла бы быть моя жизнь? Ванильной лав-стори бы не случилось, потому что и в этой парадигме Воронин, смерть моего отца, взрыв и тюрьма вряд ли бы куда-то делись. Но… а вдруг отец не свел бы счеты с жизнью, знай он, что я замужем за человеком, который так же пострадал от его врага, а не за самим врагом?
Была бы моя жизнь счастливее, если я бы ждала Рыкова из тюрьмы вместо того, чтобы жить в роскоши и безделии? Ответ приходит моментально. Да, была бы.
Я включаю душ, и, стоя под горячими струями, оплакиваю все те годы моей жизни, которые могли пройти совсем иначе. Умом я понимаю, что если бы да кабы. Что пути Господни неисповедимы, что в тысячах альтернативных реальностей меня могло бы уже не существовать. Мы с Рыковым могли оказаться в разбившемся самолете, летя из свадебного путешествия. Я могла родить ребенка, и быть счастлива. А еще он мог бы погибнуть и разбить мне сердце.
Ощущение, что я нахожусь в какой-то очень важной точке, на развилке своей истории, заставляет сердце забиться быстрее. Я запуталась, я в полном раздрае. Осознаю я лишь одно — вернуться в дом Воронина и снова изображать его жену выше моих сил. Я просто не смогу.
Похоже, Рыков понимает меня без слов. Когда я выхожу из душа, завернутая в отельный халат, с красным заплаканным лицом, он молча обнимает меня. Я цепляюсь за него, как утопающая. Как я буду жить, не ощущая его? Без этой волшебной близости, что нужна мне, как наркотик?
Случилось то, что случилось, и речь вовсе не о сексе, хотя и о нем тоже. Ему достаточно прикоснуться ко мне, чтобы желание снова стало невыносимым. Я целую его, ощущаю, как он рваными движениями развязывает пояс моего халата, и вспоминаю миф о Пандроре, открывшей запретную шкатулку, а еще о древе познания и Еве, вкусившей запретный плод. Некоторое знание должно оставаться непознанным, потому что как жить дальше своей обычной ненавистной жизнью, когда я узнала, что это такое — быть женщиной Рыкова? Как теперь вернуться обратно? Ходить по дому, встречать гостей, улыбаться, как заводная кукла, принимать в постели Воронина, терпеть боль, что он мне причиняет.
Впрочем, о чем говорить? На самом деле, произошло это вовсе не сейчас, секс стал лишь знаменательной точкой развития того, что все это время тлело между нами. Когда? Гораздо раньше, еще тогда, когда меня похитили. Или еще раньше? Именно поэтому я вернулась, когда интересы Рыкова встали вдруг выше моих. Именно поэтому бесилась, как идиотка, ревновала и глупила.
Я люблю его, и случилось это давно. То, что произошло сегодня – лишь часть этой любви, а вовсе не ее суть. Это самое глупое, что мы могли сделать, но кто и когда мог контролировать чувства?
Мы обессиленно лежим на кровати, и с каждой минутой настоящее накатывает все неотвратимее. Нужно что-то делать, что-то решать, и я не могу больше расслабляться. Напряжение подкидывает меня, как мячик, и я начинаю одеваться. Рыков вздыхает и следует моему примеру. На часах одиннадцать, и у меня бурчит в животе от голода. Он слышит это. Смотрит на меня так спокойно, будто это наше обычное совместное утро, а не событие, перевернувшее всю мою жизнь.
- Позавтракаем?
…И вот уже день. Солнце. Ветер. Машина. Мои босые ноги, что закинуты на приборную панель. Мы едем по шоссе, и, несмотря на то, что расстояние до моей позолоченной клетки стремительно сокращается, мне хорошо, как никогда. Рыков спокоен, и это спокойствие передается мне. Мы выберемся. Я вчера была умницей, и выкинула телефон, по которому за мной могут следить, еще по пути в отель. Мы придумали историю, которая оправдает его разбитую руку, мои колени, потерянные туфли, пропавший телефон и ночь вне дома. Уж что, что, а врать я умею.