Фатеев так углубился в эти размышления и сопоставления, что не заметил, как Фирсов и Крупина уже сменили тему разговора.
— Неужели это возможно, Виктор Дмитриевич? — услышал он голос Фирсова и сконфузился, так как не знал, о чем его спрашивают.
— Извините, но я отключился, — признался Фатеев.
— Бывает, — добродушно заметил Фирсов. — Тамара Савельевна утверждает, что встречаются кандидаты и даже доктора наук, которые не умеют прооперировать больного по поводу острого аппендицита. Вот я и спрашиваю, неужели это возможно?
— Очень редко, но возможно, — подтвердил Фатеев. — Зачем ходить далеко за примерами? К нам недавно приехали по целевой аспирантуре четыре человека. Сколько стоило трудов добиться от Сергея Сергеевича согласия на предварительное собеседование с ними…
— Почему? — перебил Фирсов.
— Потому что профессор Кулагин — умный человек, — вмешалась Крупина, — и руководитель с большим опытом. Он на таких вещах не одну собаку съел. Предварительное собеседование — это только с виду просто. Они ведь направлены… Собеседование в общих чертах позволяет выяснить, пригодны ли они для обучения в НИИ или нет…
— Совершенно верно, — сказал Фатеев, — за три года из них надо подготовить кандидатов наук, будущих ученых. Кулагин справедливо опасается, что если мы их забракуем, то начнется долгая и нудная переписка с министерством: что, как и почему? Словом, скрепя сердце разрешил. Сам был на коллоквиуме…
— И что же? — с интересом спросил Фирсов.
— С треском провалились.
— Все четверо?
— Нет, трое. Министерство с трудом согласилось оставить их клиническими ординаторами, без обязательства писать диссертацию…
— Позвольте, — возразил Фирсов, — какой же вам смысл оставлять их у себя клиническими ординаторами?
— Прямой смысл, — твердо сказала Крупина. — Клиническая ординатура — прекрасный способ подготовки квалифицированных специалистов-практиков. Мне кажется, надо четко придерживаться правила: пусть сначала идет подготовка врача-специалиста, а уж затем, когда у него выявятся склонности к научным исследованиям, перевести его в аспирантуру.
— Насколько я вас понял, — задумчиво произнес Фирсов, — только таким образом можно вырастить полноценных ученых?
— Да, — ответила Крупина.
Фирсов потянулся к пачке сигарет, закурил.
— Досадно, что нет Кулагина, — сказал он, — но я надеюсь, вы подробно передадите ему содержание нашей беседы.
Голос Фирсова изменился, затвердел, в нем появились резкие нотки. И глаза уже не были добрыми, смеющимися, как всего лишь несколько минут назад, когда он шутливо препирался с Крупиной. Во всей фигуре первого секретаря обкома партии появилось что-то жесткое, угловатое, колючее. И Фатеев внезапно почувствовал ту же скованность, что и при первой встрече с ним.
— Не знаю, — продолжал Палладий Алексеевич, — известно ли вам, товарищи, что бюро обкома уже дважды заслушивало на протяжении этого месяца вопросы, связанные с положением дел в областном здравоохранении. И главной причиной такого внимания явилось то, что на некоторых предприятиях нашей области срываются производственные планы. Рабочие и служащие часто и долго болеют…
Фатеев перехватил взгляд Крупиной и растерянно развел руками.
— После нашей встречи, — снова заговорил Фирсов, — я, Виктор Дмитриевич, поинтересовался в облздраве, какую конкретную помощь оказывает ваш НИИ больницам и поликлиникам области. Ну, Кулагин не на худшем счету. Мне доложили, что он командировал в совхозы и колхозы своих сотрудников для передачи опыта и непосредственной помощи тяжелым больным…
Фатеев и Крупина переглянулись.
— Вы чего? — изумился Фирсов.
— Да так… Лично я чуть не впала в немилость, когда Виктора Дмитриевича в совхоз отпустила…
— Вот как!.. Значит, Кулагин возражал?
— Нет, Кулагин быстро исправился… Он ведь понимает, что хорошо, что плохо… Если не в норове, конечно.
— Вчера мы заслушали на бюро медицинский институт… Потом — облздрав, — продолжил начатую тему Фирсов.
— Теперь очередь за нами? — сощурилась Крупина.