— Глупый… Я нашла тебя — и я счастлива.
— И будешь моей женой?
— Брось мотоцикл… Я его ненавижу — твоего черного урода… И боюсь.
— Брошу. Черт с ним… Да и годы не те. Не солидно. Машину куплю.
— Не надо… Ничего не надо. Купи мне цветы. Астры, ладно?
Кутя начинает вырывать поводок и скребет лапами стеклянную дверь: вспомнил, наверно, что дома в холодильнике остались с обеда котлеты. Да и телефон там тоже есть: зачем же торчать по ночам в автоматах. Они бредут домой. Там, в книжном шкафу, стоит недопитая бутылка армянского коньяка, на столе — груда чужих рукописей, рецензий, чужих писем, полных ненужных Валерию признаний, навязчивой откровенности и озабоченности…
И все ему кажется, что он слишком долго жил чужой жизнью.
Он не продал мотоцикл: просто оставил его посреди двора, на виду у всех шести высоченных панельных корпусов, и равнодушно наблюдал, как погибает его железный приятель, заброшенный и забытый. Что-то долгое, тягостное и совсем ему ненужное уходило в прошлое вместе с этим потрепанным, видавшим виды мотоциклом, на котором он пытался много лет подряд то ли удрать от себя самого, то ли вернуться в молодость…
Сначала отвинтили карбюратор, унесли стоп-сигнал и рукоять газа вместе с тросом. Потом кто-то срезал поролоновое седло, обтянутое красным дерматином, уволок пробку и сеточку от бака, вывернул бензиновый кран вместе с отстойником. Исчезла фара, сломанный спидометр остался валяться на асфальте. А в одну прекрасную ночь чьи-то умелые руки сняли переднее колесо вместе с крылом и тормозным барабаном, заднее — с подвесками-амортизаторами, бак и номер, а двигатель распотрошили, вывернув магнето и некоторые дефицитные детали — флажки и зубчатые шестерни.
Рама с выбитым на ней номером и коробка двигателя — тоже нумерованная — никому не понадобились: зачем улики честному жулику? Но откидные подножки утащили и рычаг сцепления с руля сняли.
И это было справедливо…
Ксения, по привычке, не открывая глаз, потянулась к будильнику, но рука схватила пустоту. Она испугалась чего-то, открыла глаза и… улыбнулась.
Не было столика, на котором должен бы стоять будильник, не было высокого торшера, не лежала раскрытая книга, которую она читала, чтобы уснуть, — пухлая и скучная книга, вместо снотворного.
Ксения скосила глаза и увидела рядом растрепавшуюся за ночь шевелюру Валерия. Он дышал глубоко и спокойно, только ресницы подрагивали слегка. «Красивый», — подумала Ксения.
Итак, теперь они муж и жена… Забавно.
Вчера она пришла с работы усталая, раздраженная. Главврач не пустил в отпуск, настаивал на том, чтобы она переписала заявление на январь.
Мать, разогревая ужин, сказала, что звонил какой-то мужчина, спрашивал, скоро ли придет Ксения с работы.
— Что он еще спрашивал?
— Ничего, — ответила мать.
В этот момент и пришел Игашов. Ксения пошла открывать дверь и увидела его — ссутулившегося, хмурого, с резко выделяющимися темными кругами под глазами.
— Здравствуй, — улыбнулась она и почувствовала, что тает и исчезает ее недавнее раздражение. — Куда это ты исчез? Не звонил целую неделю. Не очень-то любезно с твоей стороны.
— Я звонил, — буркнул Игашов.
— А зачем звонил?
Они продолжали стоять у открытой двери. Выглянула мать и тут же скрылась.
— Все, Ксения, — решительно произнес Валерий, — или сейчас, или никогда. Так больше не может и не должно продолжаться. Я не мальчик, Ксения. Я пришел за тобой. Сейчас ты оденешься, и мы уйдем вместе.
— Куда? — улыбнулась Ксения. — В кино, в концерт, в театр? Но уже поздно… Может быть, ты все-таки пройдешь в комнату? Познакомишься с мамой?
— Потом, — пробормотал Валерий, — а теперь мы должны уйти… Ко мне, то есть к нам.
— А мотоцикл?.. Как он ко мне отнесется?
— От мотоцикла остались рожки да ножки… Теперь я и холостой и безлошадный. Такой тебя устраивает?
— Понимаю, ты мне в ультимативной форме делаешь последнее, тридцать девятое предложение?
— Не издевайся, — тихо попросил он.
Они замолчали, поняв внезапно, что сегодняшний разговор и в самом деле может быть последним. Потом Ксения потянулась к нему и поцеловала в губы.
— А теперь уходи! — приказала она. — Я приду. Сегодня. Через час.
— Но уже ночь, — ахнул Валерий, — как ты пойдешь одна?
— Иди, пока я не передумала! И он покорно ушел.
Ксения вернулась в комнату, подошла к шкафу, сняла платья, костюм, достала белье.
Мать испуганно и растерянно наблюдала за тем, как дочь швыряет вещи в чемодан.