В коридоре Виктор Дмитриевич взял Павла под руку:
— Объясни, человече, зачем ты приходил сюда?
— Не знаю, — ответил Колодников.
— А меня зачем потащил?
— Так…
— Паша, дружище, у тебя расшалились нервишки.
— Да, вероятно, — согласился Павел. — Виктор Дмитриевич, вы видели, какие у нее глаза?
— Ну?.. Красивые.
— Не знаю, — пробормотал Колодников. — Я не о том… Крупина сказала: «Чтобы понять страдающего человека, надо погрузиться в его мир».
— Вот что я тебе скажу, Павел Афанасьевич… — Фатеев на минуту задумался. — Ты только начинаешь свой путь хирурга, трудный и не всегда благодарный. К сожалению, таких девушек или юношей на операционном столе ты увидишь еще не раз и не два. Я, конечно, понимаю, что слова Крупиной звучат очень красиво и многозначительно, но избави тебя бог следовать им!
— Почему? — нахмурился Павел.
— Потому что, постоянно погружаясь в чей-то мир, ты однажды не вынырнешь. В лучшем случае дисквалифицируешься как хирург — у тебя руки начнут дрожать. В худшем — свезут тебя, брат, в «желтый домик» на улице Зеленой. Вот ведь как… Ладно, — оборвал сам себя Фатеев, — через день я тебя прихвачу с собой. Поедем к одной моей пациентке, Мальцевой, судьба которой тоже не дает мне покоя. Ты увидишь другие глаза. Не одни, а три пары глаз!..
— Неужели вы уже стали настолько черствым профессионалом, что не можете…
Колодников хотел вырвать свою руку, однако Фатеев еще крепче сжал его локоть.
— Мальчик, — негромко, но отчетливо сказал Фатеев, — я ведь только тем и занимаюсь, что возвращаю их, — он махнул рукой на двери палат, — к жизни. Даже через их сопротивление. А знаешь, почему они сопротивляются?
— Почему?
— Потому что в своем отчаянии уже не верят, что способны жить. Однако закончим пока наш разговор…
Через день Фатеев повез Колодникова к своей больной.
— Что у нее? — спросил Павел, когда они сели в такси.
— Опухоль… Если она не согласится немедленно лечь на операцию, дело кончится плохо. Боюсь, что рак…
Женщина лежала на кровати; рядом на коленях, уткнув голову в грудь матери, стоял мальчик лет восьми, а у изголовья сидела девочка чуть постарше, ее волосы украшали два огромных белых банта.
Увидев вошедших, женщина подтянула сползшее одеяло, растерянно взглянула на Фатеева и отстранила сынишку.
— Здравствуйте, Ирина Львовна, — весело сказал Фатеев, поправляя очки, — вот привез к вам своего друга и коллегу, весьма авторитетного хирурга.
Колодников смущенно переминался с ноги на ногу.
— Не глядите, что он молод, — продолжал Фатеев, — Павел Афанасьевич весьма компетентен…
— Зачем вы пришли? — перебила женщина. Руки ее машинально гладили одеяло, которым она укрылась до самого горла. — Я ведь вам сказала, что никогда не соглашусь на операцию.
— Я это уже слышал, но я тоже упрямый и не отступлю.
— Поймите же меня, — воскликнула женщина, — я все обдумала! Нет, нет и нет…
Да, Фатеев был прав. Колодникову раньше не приходилось видеть таких глаз, какие были у этой страдающей женщины. Что-то звериное было в этих глазах; объяснить их выражение было почти невозможно: мольба, ненависть, боль, тоска, любовь и покорность — все это объединилось и было обращено на Фатеева.
Павел не принимал участия в разговоре. Он смотрел на детей Мальцевой. В их глазах застыл неосознанный страх. Мальчик и девочка вслушивались в слова матери, похоже не очень понимая их значения. То и дело они поглядывали на Фатеева. Они уже не доверяли ему, подсознательно считая врагом матери. И с недоверчивостью зверенышей следили за ним.
— Я прихожу к вам из-за ваших детей! — повысил голос Фатеев.
Женщина заплакала. И заплакали дети.
— Павел Афанасьевич, — взмолился Фатеев, — ну, скажи мне, пожалуйста, как убедить эту поразительную в своем упрямстве женщину, что я желаю ей добра, что я друг ей, а не враг!
И вдруг Павел вспомнил, что у него есть соседка, Мария Михайловна, недавно перенесшая операцию, — ей тоже удалили опухоль, которая могла вскоре стать злокачественной. «А что, если…» — подумал он.
— Я думаю, — медленно и важно произнес Павел, — Ирина Львовна права.
— Права? — оторопел Фатеев.
Женщина впервые с интересом взглянула на Колодникова.
— Да, права, — убежденно повторил Павел, — турецкая пословица говорит: «Лучше один раз увидеть, чем сто раз услышать».
— Почему турецкая? — усмехнулась женщина. — Я всегда думала, что это наша пословица, русская.