— Значит, это все плохо, да?
— Рвать будете на моих глазах или предоставите эту возможность мне?
— А вы мне нравитесь, товарищ редактор.
— Вы мне тоже, товарищ Кулагин. Поэтому я беру вашу статью. Знаете, а я не верю, что вы никогда прежде не писали!
— Я и в самом деле не писал. Это на меня что-то нашло, наверное. Боюсь, что на этом все и кончится.
— А я боюсь, что мне придется сразу же взять вас в штат! — рассмеялся Игашов. — Так вот, Вячеслав Кулагин, или я ничего не смыслю в том деле, за которое получаю зарплату, или в ближайшем будущем из вас получится приличный проблематист.
— Кто? — не понял Слава.
— Ну, журналист, поднимающий в своих материалах ту или иную проблему, — пояснил редактор. — При одном условии…
— При каком? — насторожился Слава.
— Постарайтесь в своих следующих материалах, подчеркиваю — в документальных материалах, не придумывать художественных образов.
— Что вы имеете в виду?
— Не догадываетесь? Я говорю об инженере Самсонове, о котором вы написали в начале статьи. Он же плод вашей фантазии?
— Как вы догадались? — прищурился Слава.
— Это же проще пареной репы, — хохотнул Игашов. Он поднялся, подошел к Славе, положил руку на плечо. — Схематичный штамп, для пущей убедительности. Но вы не учли одного… У вас не было даже редакционной писульки, что поручается сбор материалов для газеты и, мол, просьба оказывать вам содействие и так далее. Вы пишете, что ближе познакомились с инженером Самсоновым, при этом вы свидетель его хамства. — Игашов говорил, чувствуя себя в этот момент почти следователем. Он с удовольствием рассуждал, широким жестом приглашая Славу войти в его «творческую лабораторию», понаблюдать, как он, Игашов, логически стройно и последовательно разбирается во всех журналистских тонкостях. Увлекшись, он незаметно перешел на «ты». — Чего ради он станет с тобой разговаривать? Да еще называть свою фамилию… а ты пишешь: «…Уже позже, когда мы познакомились поближе, я понял, что инженер Самсонов всегда деловит и спокоен, даже когда хамит…» Чтобы написать такую фразу, Вячеслав Кулагин, нужно действительно поближе познакомиться с человеком, проявить его. Разумеется, легче просто придумать хама, назвав его первой пришедшей на ум фамилией… Не надо придумывать, Слава! Наблюдай и бери на перо. Усвоил?
Вместо ответа Кулагин-младший протянул редактору маленький листочек.
— Что это? — опешил Игашов.
— Домашний адрес и место работы Евгения Петровича Самсонова. А внизу — его служебный и домашний телефоны.
— Так он реальная личность? — растерялся Игашов.
— Разумеется.
— Хм… Как же вам это удалось? — опять перешел на «вы» редактор.
— А вам никогда не приходилось ковыряться в вечной мерзлоте при актированной погоде?
Игашов подошел к Славе вплотную.
— Трудовая книжка с собой? — тихо спросил он.
— Нет, — покачал головой Слава, — я же не знал, что вам так понравится мое творчество!
— А я знал! — засмеялся Игашов. — Я все знал…
Так Кулагин-младший стал работать в «Смене». Для начала редактор направил его в отдел информации, сказав:
— Там ты пройдешь первый класс газетной школы и на собственных мозолях убедишься, что журналиста кормят ноги. Когда закончишь его благополучно, переведем во второй — в отдел писем. Только полные идиоты могут воротить нос при словах «отдел писем». Уяснил?..
Газета, однажды взяв Славу в свои тиски, уже не отпустила…
Но оставалось сделать еще одно дело, о котором Слава думал каждый день и думал почти с испугом. Однажды он поймал себя на мысли, что сознательно относит срок на завтра, на послезавтра, на послепослезавтра… Однако наступил день, когда он понял: больше тянуть нельзя.
В этот день Кулагин-младший позвонил в регистратуру научно-исследовательского института хирургии и попросил сообщить ему телефон Тамары Савельевны Крупиной.
20
Фатеев Зое не нравился. Вел он себя вежливо и холодно, всегда куда-то торопился: на ходу присядет, на ходу задаст вопрос, скажет что-нибудь дежурной сестре и улетучится.
Зоя однажды так и ляпнула:
— Вот до вас был врач, Колодников! Настоящий, без примеси.
— А чем же он вас так потряс? — насмешливо спросил Фатеев.
— Душевный человек был, — вздохнула Зоя, — не то что некоторые… И краснел приятно, как девочка-отличница.
— Говорят, из-за вас, Романова, он и сбежал, — спокойно сказал Фатеев, — всю свою душевность на вас истратил — и деру. Со мной так не выйдет, у меня нервы стальные.