— Посмотрим, — хмуро сказал Слава, — я не прощу отцу… Я буду ему мстить.
— Как? — Тамара вдруг заметила, что у Славы очень большие и очень грубые руки. И удивилась: неужели за три года так могут измениться человеческие руки?
— Как угодно, — ответил он. — Я собираю сейчас материал… И я напишу. И подпишусь. На этот раз не псевдонимом…
Тамара вздрогнула от этого неожиданного признания.
— Да, Тамара Савельевна, это я, — потупился Слава, заметив, какое впечатление произвели его слова. — Это я Бабушкин.
— Если все ваши последующие материалы будут такими же, пользы они никакой не принесут… Эти комариные укусы не опасны, но надоедливы.
— Так помогите мне, — тихо сказал Слава. — Хотя бы потому, что погиб Горохов… Вы же знаете, из-за кого он погиб.
— Нет уж, извините… Воюйте сами! Но не обвиняйте своего отца во всех смертных грехах.
— Вот как! — вскинул голову Слава. — Ничего, я справлюсь и сам. Прекрасно поговорили! Хотел бы я, чтоб все это слышал Горохов!
— А теперь о Горохове, — твердо произнесла Тамара, — давайте с вами договоримся раз и навсегда… Простите, дайте мне закурить.
Слава поспешно протянул ей пачку.
— И спички, пожалуйста, — добавила Тамара, — будьте уж до конца джентльменом.
Она глубоко затянулась, повторила с той же интонацией:
— Да, раз и навсегда… Никогда и ни при каких обстоятельствах не спекулируйте его именем. Вы можете поступать, как сочтете нужным, но только без Горохова и меня. Я прочитала все письма Федора Григорьевича и пришла к убеждению, что он вас об этом не просил. Я тоже… И в заключение, — Крупина открыла дверь, бросила сигарету на снег, — Слава, я могу сказать о вашем намерении Сергею Сергеевичу? Видите ли, я не люблю отдавать на хранение свои тайны и уж тем более не имею никакого желания хранить чужие!
— Как вам будет угодно, Тамара Савельевна, — спокойно ответил он. — Значит, расстроилась и наша с вами свадьба?.. Профессор ногами натопал?
— Значит, расстроилась… Но у вас есть возможность выдержать переэкзаменовку.
27
Просматривая подшивки за последнюю неделю, профессор Кулагин обратил внимание на небольшую заметку в молодежной газете «Смена». Заметка называлась «Библия на службе медицины». Некий С. Бабушкин сообщал ста тысячам молодых читателей, что в научно-исследовательском институте хирургии случилось чудо. Талантливый аспирант профессора Кулагина Е. В. Богоявленская, используя библейский рецепт, вернула к жизни больного, у которого внезапно наступила клиническая смерть.
Три четверти текста неизвестный журналист посвятил Елене и ее подвигу: и мгновенную реакцию, верность долгу врача и клятве Гиппократа, произнесенной в институте, и милосердие, проявленное этой красивой юной женщиной, и самоотверженность, с какой боролась она за жизнь человека, подвергая себя если и не смертельной, то все же серьезной опасности, — все отразил и описал автор заметки, и так живо, будто сам присутствовал при этом.
Кулагин читал, похмыкивая от удовольствия, и добродушно ворчал себе под нос:
— Ну уж… Так уж и опасность! Надо же!.. Молодец писака!
Но вот профессор нахмурился, добравшись до заключительных абзацев, схватил карандаш и с ожесточением принялся кромсать газетный лист, отчеркивая что-то и ставя поверх текста резкие синие галочки и вопросительные знаки.
Автор заметки привел доподлинные слова директора НИИхирургии профессора С. С. Кулагина: «… в Библии, друзья мои, сказано: «…И поднялся, и лег над ребенком, и приложил свои уста к его устам… простерся на нем, и согрелось тело ребенка». И далее, писал автор, профессор Кулагин, столь известный и уважаемый в области хирург, заявил: «…Как видите, товарищи, древний способ оживления, вдыхания «улетучившейся души», применим и в наши дни!» Автор заметки в самых изысканных выражениях восхищался глубоким знанием Библии профессором Кулагиным, а в конце неожиданно прямо и грубовато ставил вопрос, не стоит ли НИИ отдать имеющиеся у него два аппарата для реанимации, скажем, в обычную больницу и целиком перейти на библейские методы?
Сергей Сергеевич дважды перечитал заметку и почувствовал, как прилила к щекам кровь.
Он вскочил, схватил газету и в ярости выбежал. Быстро пройдя по коридору, он ворвался в кабинет Фатеева и прямо с порога, потрясая газетой, закричал:
— Это и есть ваша пресса, уважаемый Виктор Дмитриевич! Надеюсь, вы уже читали?