— Все, о чем вы говорите, мне и в самом деле было неизвестно. К сожалению, я был завален своей работой… Но даже если бы я и знал, все равно сказал бы, что диссертация Богоявленской плоха…
— Понятия «хорошо» или «плохо» слишком субъективные, особенно когда речь идет об искусстве или о теоретических предпосылках в такой науке, как медицина. — Кулагин сделал паузу, закурил, пустил струю дыма в потолок. — В вашей диссертации, уважаемый Виктор Дмитриевич, я могу найти столько «блох», Что вам и не снилось. И, построив свои контрдоводы на них, разнесу ее в щепочки!..
Фатеев хотел что-то возразить, но Кулагин жестом руки остановил его.
— Однако ж, — в голосе профессора зазвучал металл, — я не искал их!.. Не стал выступать против!.. Я дал Елене Васильевне много практических материалов. Это о м о и х операциях она пишет. Или вы полагаете, что мои операции недостойны осмысления и обобщения диссертацией?
— В том-то и дело, что нет осмысления и обобщения в диссертации Елены Васильевны… И не будем спорить. Доругаемся в день защиты.
— Что ж, — вздохнул Кулагин, — нет мира под оливами… Два голоса уже против. Кстати, Виктор Дмитриевич, а самой Богоявленской вы уже свое мнение высказали?
— В общих чертах, — ответил Фатеев. — Не успел подработать формулировки…
— Чего же вы медлите? — пожал плечами Сергей Сергеевич. — Идите, подрабатывайте… Но смотрите! Еленочка у нас кусачая! Как бы чего не испортилось… по линии личной жизни!
31
В кабинет первого секретаря обкома Кулагин и Фатеев вошли ровно в девять часов утра, как им и было назначено накануне. Увидев, что хозяин кабинета занят телефонным разговором, нерешительно остановились у дверей, но Фирсов, приветливо кивнув им, зажал микрофон телефонной трубки и предложил сесть.
— Будем рады встретить вас на нашей земле, — кричал в трубку Фирсов. — Живем по-разному, но весело… во всяком случае, не хуже, чем другие. Чего прибедняться?.. Сами убедитесь! До свидания… Да, да, обязательно, Геннадий Христофорович!
Кулагин делал вид, что не прислушивается к разговору, но сразу же понял, что Фирсов говорит с академиком Богоявленским.
Сергей Сергеевич умел владеть собой. Внешне он ничем не выдавал своего волнения. С той минуты, когда Галина Петровна сказала, что в четверг его ждет Фирсов, он только и думал об этой встрече. Сопоставляя все, что ему было известно, он решил: вызов в обком, безусловно, связан с личностью Манукянца. Тогда же Рубен Тигранович был переведен из четырехместной палаты в одноместную. Никто из соседей Рубена Тиграновича по палате не удивился: наоборот, были покорены чуткостью администрации. Естественно, человеку необходимо создать исключительные условия после того, что с ним случилось!..
— Вот, товарищи!.. Едет к нам ваш именитый коллега, академик Богоявленский, — широко улыбаясь, сказал Фирсов. — Какие-то неолитические пещеры его интересуют… Чудит старик!.. А может, в родные места потянуло.
«Дудки! — подумал Кулагин. — Знаю, что его интересует… Елена накапала, по-родственному. Теперь жди ревизии!»
— Номер в гостинице я уже заказал, — сухо сообщил Кулагин. — Так что все в порядке… Надеюсь, академик посетит институт?
— А, так вы в курсе? — удивился Фирсов.
— Слухами земля полнится, — заговорщицки подмигнул Кулагин.
— Не рано я вас пригласил, товарищи?.. Выспаться успели?
— В самый раз. — Кулагину почудилось, что Фирсов вкладывает какой-то особый смысл в свой вопрос. — Рабочий день уже начался… и у вас и в нашем институте.
У него это хорошо получилось: «…и в нашем институте». Мягко, небрежно и в то же время убедительно и с достоинством. Фатеев оценил дипломатический дар директора. Откровенно говоря, себя он чувствовал не совсем уверенно, уже потому хотя бы, что впервые был в кабинете первого секретаря обкома партии, столь известного в области человека, имя которого уважительно произносилось на всех собраниях, совещаниях, в частных разговорах.
— Тогда начнем, — энергично сказал Фирсов, а Сергей Сергеевич тоскливо подумал: «Ну, сейчас начнется…» Что именно начнется, он не знал, но ведь должно же что-то начаться…
— Мы с вами, Сергей Сергеевич, раньше хоть и редко, но встречались на совещаниях. Верно? — спросил Фирсов.
— Абсолютно верно! — подтвердил Кулагин.
— Но, согласитесь, тогда мы встречались на равных… А теперь?
Фатеев увидел, как покраснел Кулагин. Слова Фирсова неприятно поразили его: само собой понятно, что первый секретарь, но зачем же так подчеркивать свое служебное положение?!