— Нет старик, — спокойно и угрюмо ответил мой напарник. — Ты распишешься здесь и мы быстро с этим покончим.
— Это мой дом! Моя земля! Я сам его построил! Для своего сына! Но вы уроды, свели его в могилу, вы отняли у меня всё! И если думаете, что сможете забрать последнее, то вы ошибаетесь. Я буду защищаться до конца!
— Меня это достало, — сказал мой напарник и подошёл к нему.
Старик поднялся со стула на трясущихся ногах и сказал:
— Это всё на что вы способны! Нападать на слабых и беззащитных.
Он нанёс ему сильный удар. Вставная челюсть вылетела изо рта. Старик отлетел в глубь коридора. Я тут же попытался его образумить и оттащить. Но было поздно, мой напарник резко кинулся к нему и нанёс ещё пару ударов, после чего, отошёл сам. Старик захлёбывался кровью, его руки тряслись и искали трость. Но через минуту движения прекратились. Он умер.
Мой напарник встал и проверил пульс, глубоко вздохнул, а затем молча вышел.
— Мы так и оставим его тут!? — Кричал я ему вслед.
Он молчал… Я решил пойти за ним.
Глава 5.
Он шёл впереди меня всю дорогу. На мои оклики он не обращал внимания. Так мы дошли до банка. Он зашёл в какую-то дверь и через несколько минут вышел.
— Наша смена кончена, — сказал он не поднимая глаза.
Мы молча отправились в раздевалку. Как только я переоделся и собрался попрощаться, он не оборачиваясь сказал:
— Может выпьем чего-то?
Я согласился и мы отправились в ближайший дешёвый бар. Я заказал себе пива, он виски.
— Поработаешь с десяток лет, тоже начнёшь брать виски.
— Возможно.
— Увидишь. Сколько тебе?
— Двадцать один.
— Я пришёл на эту работу к сорока годам.
— Так поздно?
— Да, — сказал он глубоко вздохнув. — Уже как пол года на пенсии.
— Почему не выходишь?
— Невозможно. Я проработал все годы строителем, обычным работягой, пенсия у них никакая. Все мои бывшие коллеги уже либо померли, либо доживают, сводя концы с концами в бедных кварталах. Думал заработать на этой треклятой работёнки, но всё тщетно. Если бы пришёл в твоем возрасте, то может что-то бы и склеилось.
— Власти не хотят нам чтоб мы выходили на пенсию, платят нам копейки. Но почему ты раньше не пришёл на эту работу?
— Была причина.
— Какая?
— Я ненавидел всю эту систему. Весь этот денежно-кровавый круговорот.
— Почему?
Он допил свой виски, заказал ещё один стакан, а затем продолжил.
— Моя мать… Она задолжала большие деньги банку после смерти отца. Как сейчас помню… Мне было семнадцать. Живой, здоровый, сытый. А она… — У него проступили слёзы. — Она была очень худой, впалые щёки, болезнетворный вид, она всё отдавала мне. Я конечно же был против, но она настаивала. Мы ждали моего восемнадцатилетия, чтобы я смог устроится на работу. Тогда ещё был закон, о запрете устройства на работу несовершеннолетних. А она… Она была уже совсем не в силах что либо делать, работала по шестнадцать часов, не высыпалась, бывало даже приходя домой вырубалась от жуткой усталости прямо в коридоре. Я всегда относил её тихо в постель и укрывал… И как то раз, пришли они, сволочи как мы с тобой, стали требовать у неё ещё больше денег. Хотели забрать у неё всю её зарплату. Она долго плакала. До моего дня рождения оставалась девять месяцев. Я долго её успокаивал. Говорил, что мы выдержим, хоть и понимал, что начни я зарабатывать, они заберут всё и у меня. Когда она уснула, расплакался уже я. На следующий день, она пришла с работы и дала мне большую по тем временам сумму денег. Сказала купить продуктов. Накатила целый список, там было всё: ветчина, кофе, молоко, шоколад и так далее. Я такой еды с детства не видел. Она сказала, что ей прибавили зарплату, стали платить больше, что теперь мы заживём лучше, как прежде. Я на радостях побежал в магазин, купил всё что нужно, даже ещё деньги остались. Какой же я был дурак… Придя домой, я увидел её мёртвой в ванне… А возле неё записка: “Сынок, успокойся, выпей кофе, хорошо поешь, а когда соберёшься с силами, спрячь моё тело, скажи что я пропала, ушла и не вернулась. Не злись на меня. Всё это ради тебя, ради твоей счастливой жизни. Я надеюсь у тебя всё получится и ты выкарабкаешься. С любовью, мама.” — Он расплакался ещё сильнее. — Я сделал всё как она сказала. Тогда ещё не было закона, о пропавших без вести и весь долг сошёл мне с рук. Восемь месяцев я бродил по приютам, тоскуя по ней, а затем прошёл в строители и кое-как жизнь пошла своим чередом.
— Это ужасно, — сказал я со слезами на глазах. — Но всё же не стоит так переживать.
— Да я только и делаю, что не переживаю. Изо дня в день, из года в год, я смотрю на это безумие и ловлю себя на мысли, что так и должно быть. Что так было всегда, что не нет другой жизни кроме этой. Жизнь человека - это всего лишь галочка в документе. В этом мире всё так.