– Сам все расскажу. Разговор может получиться долгим, имей в виду. Впрочем, если ты настаиваешь…
Она кивнула. А чего я хотел, собственно? Чтобы принцесса свои решения меняла каждые пять минут? Это вам не флюгер.
– Настаиваю. Я рада, что ты оценил серьезность своего положения. У нас с тобой будет время для разговоров. Но сначала ты сходишь и примешь душ…
Вот еще, заявочки. Или чистота тела как-то соотносится с чистотой души? Я ухмыльнулся и промурчал пару строк из песни, которая не вошла в наши официальные альбомы. Было бы понятно, если бы принцесса никогда не слышала эту песню. Но она слышала ее, видимо, неоднократно. На фанатку я нарвался, что ли?
Принцесса, между тем, устроившись в кресле, позвала меня ласково:
– Иди сюда. – Она ничего не сделала, просто усилием воли словно сбросила с себя напряжение и собранность. Осталась женщина, желанная до воя на луну. Суккуб. Нет уж, не пойду я туда:
– Я пошутил. Душ мне, наверное, и, правда, не помешает. Запах у меня после концерта…
Она подошла ко мне сама, призывно улыбнулась:
– Прекрасный запах. Восхитительный! Я этого долго не выдержу. Мама знала, что делала, когда решила, что мы будем уязвимы друг для друга. Смотри, я не привыкла противостоять своему желанию…
Это же с ума сойти! Только принцесса способна сказать это так просто, но чтобы душа перевернулась от сожаления… Сама-то она тоже очень ощутимо пахла женщиной. Что ж, прикажете мне целомудрие сестренки охранять?
– Окажи мне услугу.
– Да? – Ее глаза стали внимательными, пронзительными. Я ухмыльнулся:
– Сходи тоже в душ. А то я буду для тебя слишком уязвимым.
Принцесса кивнула без тени раздражения или растерянности:
– Хорошо. Будем на равных, не будем пользоваться запахами в нашем противостоянии.
Противостояние, смотри-ка! Ну да, пока я не сообщил принцессе о своих намереньях. Зато показал, что очень в ней нуждаюсь. Интересно, как Бафомету все сходит с рук? Ее нельзя не хотеть! Принцесса ухмыльнулась:
– Не переживай, я чувствую себя точно так же.
Так же? Тогда мне пора спасаться бегством. Я-то готов был накинуться на сестренку и завалить ее прямо здесь… Сумасшествие какое-то!
– Я пошел. Не переживай, я не долго.
– Не торопись, у нас есть время.
Может быть и есть. У нее. Что касается меня, – я сейчас ни в чем не уверен. Я забился под душ и без сил стек в ванну. Никогда прежде я не мог настолько «не сопротивляться» своему телу. Или же просто не хотел? Может быть, я и хочу умереть? Такое тайное, но навязчивое желание. Но как девчонка взяла надо мной такую власть?
Я закрыл глаза. Смех Лилит звучал холодно и равнодушно: «Она уже взрослая. Она вполне себя контролирует. И она знает, как сделать любовь безопасной для себя, – ценой чужой жизни, разумеется. А почему ты размяк? Почему идешь на поводу своих человеческих слабостей? Почему торопишься вернуться сюда, ко мне, мое дитя, проиграв? Где твоя сила?»
Где моя сила? Действительно, где? Душ оказал на меня благотворное воздействие. Я веду себя как похотливый щенок. Понял, понял, больше этого не повторится. Если это будет зависеть исключительно от меня.
Я насухо вытерся махровым полотенцем и завернулся в халат. Их там было два, голубой и желтый. Я взял голубой, оставив желтый сестре. Черт с ней, с символикой. Достаточно уже того, что я почти спокоен. Интересно, мать заключит с кем-нибудь пари на исход нашего приключения?
Сестренка ласково кивнула мне и прошла в ванную, когда я сказал ей:
– Сейчас твоя очередь.
В ожидании исповеди, которую принцесса сделала неизбежной, я плюхнулся в кресло и попытался обдумать вопрос, который не давал мне покоя, оказывается, почти изначально: «А как Бафомет умудряется спать с принцессой и при этом оставаться живым?» И снова – тот же холодный смешок. Мама, как всегда, в курсе всего: «Гаритоне от него никогда не нужно было больше, чем он отдавал с большим энтузиазмом. Это взаимная любовь, которая не становится опасной. Они знают силу и слабости друг друга и давно перестали друг друга опасаться. Но ты даже не думай идти по этой неверной дорожке. Ты никогда не станешь равен своей сестре!»
Не стану – и не надо. У меня есть другие таланты. Например, голос красивый. Если я переживу эту ночь, – мне уже ничего не будет страшно. Между прочим, напряженное ожидание давало себя знать. Тревогу сменяла усталость. Да, я уже не мальчик, чтобы жить в таком сумасшедшем ритме.