Я успевала одновременно и смотреть на сцену, и оглядывать зал. Полно юных дев (ох, и дев ли?), горящих огнем желания, и жаждущих… Так жаждущих моего брата. Да, слегка пополнел братишка, нет уже прежней резвости в движениях… Как будто этим девочкам нужно честно его оценивать. Они хотят его – своего кумира, звезду. А человека? Человека они не хотят, потому что они не видят в нем сейчас человека.
Почему-то я обратила внимание на славную такую девочку, сидящую неподалеку, провожающего каждое движение своего престарелого кумира горящим взглядом, полным настоящей животной похоти. Взять ее, что ли, с собой? То-то будет братишке сюрприз.
А что, девочка вполне вписывалась в стандарты, по которым сейчас подбирают фотомоделей: высокая, с формами почти мальчика, с ярким макияжем и желанием в глазах. Интересно, какого типа женщины нравятся брату? Такие, как я? Я поймала себя на мысли о том, что мне бы самой хотелось оказаться рядом с ним этой ночью. Это был бы хороший опыт, наверное, тот самый, на который я никогда не решусь. Особенно если бы мне нравилось утром просыпаться рядом с трупом. Да и братишка… Больше пригодится мне живым. Я снова взглянула на симпатичную похотливую девчонку, и прорвавшееся, наконец, воспоминание накрыло меня с головой…
…Прекраснейший из городов мира – Рим. Расцвет империи. Празднества шли за празднествами. Гладиаторы являли черни и аристократии свое искусство. Сегодня был хороший бой, жаль только, что все закончилось так быстро. Этот новый гладиатор. Вельрикис (все имена Валя, то ли в насмешку, то ли ради подсказки, были слегка похожи на его истинное имя, где бы и кем бы он ни был) не оставил своим соперникам ни единого шанса. Бой пришелся по душе всем, и черни, и аристократам.
Чернь буквально заворожила та жестокость, с которой гладиатор расправлялся со своими противниками. Он был спокоен, сосредоточен и действовал как мясник на бойне, убивающий из милосердия прежде, чем начать разделывать тушу. Нет, милосердия не было в его взгляде. Его глаза горели триумфом, огнем победы. Он побеждал легко, играючи. В своей удачливости и величавом принятии этой удачи он был похож на молодого бога.
Аристократки отмечали его широкие плечи, красивую фигуру, мощные торс и ноги, и при этом – миловидное лицо в ореоле светло-русых волос. Он выглядел как победитель, достойный внимания местных красавиц. Но сегодня аристократки ограничатся тем, что внимательно рассмотрят его фигуру, его решительное лицо, и не решатся на большее проявление чувств. Одна победа, даже такая блестящая – это всего лишь одна победа. Они все, изнемогая от нетерпения, вспоминая его мощную фигуру и уверенную поступь, будут ждать других его побед, чтобы потом снизойти к нему, словно богини с Олимпа. Они, но не я.
Мне не нужно было его тело. Более того, его тело как раз могло не перенести моих горячих объятий. Но когда я смотрела на него, я чувствовала нашу общность: как будто я рядом с ним убивала противников, виновных лишь в том, что вышли в этой битве против него. О, я знала, что это значит.
Девочка из блистательной семьи, я была отдана в жены юноше с вовсе не такой хорошей родословной, но богатым и с добрым сердцем. Я сама выбрала его из целой кучи претендентов, желающих породниться с моей семьей. Мой муж, во всяком случае, имел перед остальными два огромных преимущества: был очень богат и желал меня саму, а не мое имя. Он получил то, чего желал – мое теплое к нему чувство, а я – его любовь, преклонение и свободу действий.
От скуки я стала участвовать в греческих мистериях, посвященных трехликой Гекате, но вскоре из развлечения эти таинства превратились в часть моей жизни. Геката откликнулась на мой зов, снизошла и обратила на меня свой милостивый взор. Со временем мои знания стали глубже, чем были вначале. Отступать было некуда, и я пошла вперед. Кое-кто стал меня бояться, и почти все называли мистриссой. Только мой муж по-прежнему смотрел на меня влюбленными глазами и благословлял землю, по которой я хожу.
Я отправилась к брату в окружении нескольких девушек-рабынь. Все они были необыкновенно привлекательны и полны света, чтобы оттенять мою мрачную красоту. Я не боялась держать в доме красивых рабынь, и не только потому, что мой муж не смотрел ни на одну женщину, кроме меня. Девушкам неплохо жилось у меня, я редко бывала ими недовольна, и никогда не поднимала на них руку. Рабыни платили мне за эту сдержанность моей натуры искренней привязанностью и старались быть очень внимательными к каждой моей просьбе. И мне иногда очень на руку была их постоянная готовность услужить.