— Да. Я ушел в пять. Обычно я просыпаюсь и тренируюсь во время футбольного сезона. Теперь не уходи от ответа. С тобой действительно все в порядке?
— Какая разница? Ты не можешь изменить то, что произошло. Лучше спросить, не смягчаешься ли ты по отношению ко мне? Твое ледяное сердце постепенно оттаивает? Потому что ты никогда раньше не спрашивал все ли у меня в порядке.
Теперь моя очередь скалиться, и я отпускаю ее руку.
— Еще раз назовешь меня мягким, и я заставлю тебя попытаться произнести это, пока ты будешь давиться моим членом. Как тебе такое?
Она закатывает глаза и обращает внимание на свой блокнот.
— У меня нет на это времени. Я в порядке. Ты мог бы написать мне и спросить об этом, а не отсылать моего клиента, что стоило мне целого часа работы.
Я беру ее за шею и поворачиваю ее голову так, чтобы она посмотрела на меня.
— Нет, я никуда не уйду. И я не проверяю, как ты, потому что чертовски мягкий. Это был просто вопрос. Я имею в виду, что стал еще мягче после того, что случилось с членорылым.
В своем убийственном порыве наказать ее, я даже не подумал обсудить, все ли с ней в порядке после всего, что произошло. Перед тем, как пойти в общежитие Бел, я отправил Ли сообщение, чтобы он сломал этому ублюдку обе руки и сбросил его в какую-нибудь канаву. Это научит его не связываться со мной и с тем, что принадлежит мне. Я хотел убить его, но не хотел причинять вред Бел, ведь если кто-то начнет вынюхивать и задавать вопросы, она будет первой, к кому обратятся.
Бел хмурится.
— Я в порядке. Все это заставило меня чувствовать себя глупо, и теперь мне нужно отменить его занятия. Как бы сильно мне ни были нужны деньги, я не могу ему доверять.
Откинувшись на спинку стула, отпиваю кофе из кружки. Она смотрит по сторонам, тянется за кружкой и выхватывает ее из моих рук. Наблюдаю, как она медленно подносит ее к губам и делает глоток.
— Фу, холодный.
— Я шел от Милл пешком. Конечно, он холодный.
Закатив глаза, она лезет под стол и достает старый потрепанный термос, который выглядит так, словно был снят в биографическом фильме 1901 года о шахтерах. Я протягиваю ей свою кружку, и она наполняет ее горячим кофе. Когда глубоко вздыхаю и снова делаю глоток, это вызывает у меня улыбку. Улыбку, от которой в моей груди что-то происходит, переворачиваясь и вонзаясь колючим шипом так, что оставляет глубокую рану. Свежая кровь заполняет эту маленькую щель, ее тепло оставляет маленькую точку в моей обычно ледяной, лишенной жизни груди.
Поскольку в данный момент не хочу об это думать, отодвигаю эту мысль на задний план и сосредоточиваю все свое внимание на ней.
— Что ж, у меня есть хорошие новости, и, поскольку у тебя нет клиента, это должно помочь. Мне нужен репетитор.
Она ошарашенно смотрит на меня несколько мгновений, а затем шепотом задает вопрос, как будто это секрет.
— Репетитор для чего?
— Для себя, очевидно. – Ухмыляюсь я.
На уголках ее губ появляется улыбка, а затем становится все шире, пока она не разражается громким смехом. Она обхватывает себя тонкими руками за талию и хихикает так, словно я рассказал ей самый смешной анекдот всех времен. Честно говоря, это даже мило – то, как она запрокидывает голову и, кажется, на мгновение расслабляется и становится самой собой. Это как смотреть в телескоп на звезду, зная, что ты увидишь как она упадет только лишь раз. А еще это то, на что у меня не хватает терпения…
— Смейся, цветочек, но что, если я буду платить тебе пятьсот долларов за занятие?
Она за две секунды меняет выражение лица с улыбающегося на нейтральное. Уже не так смешно, да?
Внезапно я сам начинаю улыбаться.
— Ты не можешь... это было бы... слишком, – тихо заканчивает она, как будто сама не может поверить в то, что говорит. — Кроме того, я бы тебя прибила.
Моя улыбка становится шире, прибавляя очарования, которого она от меня еще не видела. Я говорю:
— Могу, и сделаю это, но у меня есть несколько условий.
— Разумеется, так и есть. Ты не был бы собой без каких-либо условий. – Она вопросительно приподнимает изящную бровь, словно ждет, что я озвучу эти условия, и я оскаливаюсь, продолжая говорить.
— Это соглашение гарантирует, что твои услуги будут предоставляться исключительно мне.
Она качает головой, золотистые пряди волос разлетаются, а прелестные розовые губки приоткрываются. Знаю, что она вот-вот начнет нести какую-нибудь чушь, поэтому хватаю карандаш, лежащий перед ней, и вкладываю его между ее губ.
— Помолчи и дай мне закончить, или я положу тебе в рот что-нибудь еще, что, как я знаю, заставит тебя замолчать.
Она начинает вынимать карандаш, и я бросаю на нее предупреждающий взгляд.
— Эксклюзивные услуги, занятия, когда они мне понадобятся. Ты поможешь мне стать лучшем в группе.
Она достает карандаш изо рта и швыряет его мне в грудь. Его достаточно легко поймать, и я кладу его за ухо, все еще влажный от ее красивых губ.
— В чем подвох, Эндрю? – то, как она произносит мое полное имя, задевает все нервные окончания в моем теле.
— Никакого подвоха. Я признаю, что немного дал слабину. Футбол – это важно, и меня отстранят от игр, если мои оценки сильно ухудшатся. Все, что угодно, но не блестящая успеваемость – это провал для моего отца. – Одно упоминание о нем заставляет кровь закипать. Под маской всегда таятся ярость и гнев, угрожающие выплеснуться наружу и раскрыть настоящую личность. Я вспоминаю ее вчерашний вопрос. Она хотела знать, почему мои друзья разговаривают с моим отцом рассказывая ему обо всем, и у меня нет ответа. Я и сам пытаюсь в этом разобраться.
— Ах да, забыла. Вы, богатые мальчики, должны угождать своим отцам со всей покорностью. – Она качает головой, и вспыхивает напряжение, потрескивая, как огонь. Я наклоняюсь вперед и хватаю ее сзади за шею, не давая ей возможности убежать. С ее губ срывается жалобное хныканье, и я сжимаю чуть сильнее. Хочу снова услышать, как она издает этот звук для меня. Только для меня.
— Отпусти меня, – шипит она.
— Нет, потому что то, что ты сказала, вывело меня из себя, и ты, похоже, не понимаешь, о чем я говорю, пока не окажусь внутри тебя или не прикоснусь к тебе физически. — Я смотрю на нее сверху вниз, замечая, как слегка расширились ее зрачки и как быстро поднимается и опускается грудь. Готов поспорить, что ее соски превратились в маленькие тугие пики, а прелестная киска, вероятно, в этот самый момент плачет по моему члену от отчаяния. Возможно, я превратил милую и невинную тихоню в шлюху. — Это не имеет никакого отношения к тому, чтобы угодить отцу. Мне плевать на то, чего хочет отец. Это то, чего хочу я. Футбол… Кое-что значит для меня. Это одна из немногих вещей, которая, черт возьми, действительно имеет значение в моей жизни, и, если у меня не будет этой отдушины... – не могу договорить, потому что признание вслух о том, в кого я могу притвориться, пугает меня. Я прогоняю эти мысли. — К тому же, тебе не помешают деньги, а я всего лишь полезный парень.
Она отстраняется, и я выпускаю ее из объятий, ее красивые глаза превращаются в щелочки.
— Мне нужны деньги, но твои деньги мне не нужны, и прежде чем ты скажешь что-нибудь еще, да, разница есть.
Иногда мне кажется, что она хочет довести меня до предела, чтобы просто посмотреть, как далеко я готов зайти.
— Ты уже однажды говорила мне это, но, боюсь, забыла, кто я такой и на что я готов пойти, чтобы получить то, что хочу.
— Как я могу забыть? Если мне не изменяет память, каждый раз, когда ты не можешь получить от меня то, что хочешь, ты это берешь.