Фархад и Шахрам подъехали к нему едва слышно с двух сторон, словно старые друзья. Десятник осторожно взял коня под узду. Подчиненный ухватился за рукоять меча, чтобы незаметно вынуть его из ножен.
Гиваргис перехватил эту руку в последний момент, с силой рванул на себя, так, что Шахрам слетел с лошади. Справиться со вторым противником — не успел. Фархад свалил его на землю ударом кулака и приставил наконечник копья к шее.
— Тебе повезло, что Арад-Син после рождения сына пребывает в хорошем настроении. Моя воля, ты бы уже без головы остался. Шахрам, свяжи этого ассирийца, да посади на коня, посмотрим, насколько он хорошо управляется без рук.
19
История, рассказанная писцом Мар-Зайя.
Двадцатый год правления Син-аххе-риба.
За три месяца до падения Тиль-Гаримму
Дияла была старшей дочерью сотника Шимшона. Его любимицей. Его опорой. Его глазами и ушами. И правой рукой со стальной хваткой, которая в отсутствие главы семьи управляла всем хозяйством.
Она была необыкновенно умна, что для женщины всегда оставалось и остается невообразимой роскошью. Мягкость в ней гармонично уживалась с твердостью, хитрость — с открытостью, а доброе сердце — с гордостью и чувством собственного достоинства.
Это она приняла решение купить и виноградник, и давильню, а затем наняла винодела из Урарту, чтобы научиться делать вино, которое бы нравилось не столько простолюдинам, сколько вельможам. Виночерпий наместника Набу-Ли первым оценил его приятный и терпкий вкус, хорошую цену, и за три года он ни разу не пожалел о совершенной сделке. Так Дияла стала желанной гостьей в сирийском Хальпу. На счастье мне.
Путь от Хальпу до Ниневии занимал без малого месяц.
Шестьсот сорок два верблюда, сто пятьдесят семь мулов, восемьдесят ослов, десять лошадей, а также царская стража из сотни всадников, семьдесят четыре погонщика, караванщик и его помощник, пятнадцать торговцев с пятью десятками слуг и двести пятнадцать рабов… Кажется, я забыл о собаках: целая свора — тридцать четыре отборных мастифа, охранявшие наш сон и покой по ночам. Словом, средних размеров караван с тканями, финиками и неведомыми мне фруктами, краской, папирусом, дорогим оружием и красным деревом для мебельщиков Ниневии.
Когда во время нашего первого привала я перечислил всех, кто вместе с нами пересекает пустыню, Дияла не поверила, а Марона подумал, что это шутка. Три следующих дня брат и сестра занимались тем, что проверяли мои слова. Несколько раз пересчитывали, ошибались, спорили, снова пересчитывали — и наконец сошлись на том, что я прав.
Тогда я улыбнулся и попросил в награду недорогой перстенек с мизинца Диялы. Потом зажал его в кулак, накрыл второй рукой, а через мгновение показал ей пустые ладони. Мои новые друзья были покорены окончательно, когда перстенек нашелся за поясом у Марона.
За несколько дней мы подружились. Много и часто шутили, смеялись, беззлобно подтрунивали друг над другом, а я показывал все новые и новые фокусы.
На седьмой день, ближе к вечеру, к каравану присоединились пятеро всадников. Я встретился с их предводителем глазами и узнал в нем одного из людей Набу-Ли. Вспомнил, как и где его видел: дворец — тронный зал — аудиенция у наместника — вельможи — стража — и где-то у самой стены осторожное и сосредоточенное лицо, отличающееся ото всех показным простодушием, за которым скрывалось лукавство.
Его неожиданное появление здесь, посреди пустыни, после моего бегства от наместника не предвещало ничего хорошего. Эти пятеро держались неподалеку от меня, стараясь не обращать на себя внимания. Они наблюдали за мной. Ждали удобного случая. Я только не знал — для чего. Чтобы убить кинжалом, придушить или подсыпать мне яду в вино, как было задумано в самом начале?
Марона, заметив озабоченность на моем лице, спросил, что случилось.
— Здесь люди наместника, — коротко сказал я.
— Ты о всадниках, которые недавно нагнали нас? Они безобидны. Это коневоды Набу-Ли. С одним из них я знаком. Его зовут Тахир. Они едут в Ниневию, чтобы подобрать лошадей для колесницы наместника.
— Надеюсь, ты прав.
Мы спали по-походному, втроем в небольшой палатке. В полночь я проснулся от смутного чувства тревоги. Ночь была ветреная, темная, беззвездная, луна то и дело хоронилась за тучами, тоскливо завывали собаки, всхрапывали и тихо ржали лошади.
Я вышел на воздух, осмотрелся и тотчас заметил тень, мелькнувшую за соседней палаткой.