Виннер и Сара сидели в его спальне. У каждого в руке был бокал вина.
- Мне кажется, я не произвела на твою мать хорошего впечатления.
- Она просто видит в тебе саму себя. А возможно понимает, что уступает тебе даже в эгоизме.
- Не думаю.
- Тогда что?
- Думаю, что дело во власти.
Виннер усмехнулся:
- Продолжай.
- На данный момент, ты сейчас в роли каната, который могут начать тянуть в две стороны. Я думаю, что она думает именно так.
- То есть по-твоему, она думает, что у нас с тобой все серьезно?
- Судя по тому допросу на ужине, да.
- Понятно. Как ты смотришь на то, чтобы в среду пойти на ужин к чете Краус?
- Кто это?
- Они живут неподалеку. Он возглавляет здесь представительство немецкого концерна.
- В среду, говоришь? – Произнесла Сара как бы раздумывая. – Но мне нечего надеть. Основная одежда осталась в городе.
- Это не проблема. В понедельник я поеду в офис и могу забрать тебя. А ближе к вечеру созвонимся, и поедем обратно.
- Тогда просто замечательно. Ты сказал Краус? Они немцы немецкого происхождения или немцы австралийского происхождения?
- Скорее первое. Они здесь третий год.
- И не планируют возвращаться?
- Нет. А ты имеешь что-то против немцев?
- Ничего личного. А ты, я смотрю лояльно относишься к немцам?
- Немцы – это признак качества. Сара, я предполагал, что шовинизм давно уже не популярен.
- Это не шовинизм. Но к немцам, да, я предвзята. Самый адский тоталитаризм – Третий Рейх. И хотя я восхищаюсь Геббельсом и считаю его PR-гением двадцатого века, но нацизм, концлагеря, арийское превосходство, "Mein Kampf"… Как быть с этим? Разве они не заслуживают порицания над сделанным? Почти 25 миллионов человек на земле принесено в жертву, ради воплощения одной цели.
- В Германии уже второе поколение растет с этим комплексом вины за вторую мировую войну. Но если ты так избирательна, то почему фашизм Муссолини тебя трогает меньше? Получается, что в угоду одному лидеру, мы открещиваемся от целой нации, подаривших нам Планка, Лейбница, Эйлера, Борна, Вейерштрасса, Ома, Гете, Ленца, Рунге...
- Хорошо, хорошо. Я тоже могу продолжить.
- Разве?
- Якоби, Шредингер, Рентген, Гайзенберг, Шиллер, Ницше, Шопенгауэр…
- Маркс, Герц, Братья Гримм, Кант, Бах…
- Эйнштейн, Бетховен, Вагнер…
- Скорпионс
- Модерн Токинг
- Раммштайн
- ммм… Тиль Швайгер? – Рассмеявшись закончила она случайно возникшее соревнование и подняла руки в знак капитуляции. Сара встала и направилась в сторону ванной комнаты.
- И, - он поднял вверх указательный палец, - именно немецкие авто признаны самыми лучшими и безопасными.
- Однако ездишь ты на ягуаре. – Донеслось из ванной комнаты.
- Это не единственная моя машина. В гараже томится мой мощный BMW, ожидающий скорости. С удовольствием тебя как-нибудь прокачу. Ты можешь согласиться или подчиниться. Ты там скоро?
- Ми - немеска наци – не позфоляйт фам комантофать. – Сара показалась в проеме в белом коротеньком халате, демонстрируя правое бедро на котором красовался красный медицинский крест, нарисованный алой помадой.
Увидев это зрелище, Виннер поднял в недоумении бровь и улыбнулся.
- Это что?
- Йа фаш токтор.
- И чем же я болен?
- Йа еще не знать. Расдефайтесь. … шнеле-шнеле, ходить сюта, на кушетка. Та-ак.
Виннер снял футболку и послушно лег, Сара села сверху.
- Оо-о. Мне что-то мешать. – Поерзала она. - Мой метицински грамат кофорит мне, што фы предпочитайт как ето по-фашему?.. эээ… любить исфращенный спосоп.
Виннер прикрыв глаза, выдохнул шепотом:
- Содомия…
- Оо-о… йя, йя, сотомия…Даст ис фантастиш, англиска зольдат?
Внезапно дверь открылась, и в комнату вошла миссис Виннер. Она ледяным взором окинула открывшуюся ей картину: сластолюбивая чаровница восседала на ее сыне, забрасывая его немецкими фразами. Сара обернулась и быстро соскользнула, встав рядом с кушеткой. Она смущенно провела рукой по волосам и шее, пытаясь скрыть возникшую неловкость и поглядывая на Александра, словно несовершеннолетняя школьница.
- Ма, вероятно, ты просто ошиблась комнатой, раз не рискнула постучать. – Казалось, Винннер единственный, кто не почувствовал конфуза из создавшейся ситуации. Он медленно встал и отдал свою футболку Саре, которую та быстро натянула.
- Извини, я хотела поговорить. Просто мисс Вейман была предоставлена другая комната…, и я не ожидала встретить ее у тебя.
- У нас в разгаре идеологический спор, касающийся времен второй мировой войны.
- О, прошу меня простить. Не буду вам мешать. Встретимся утром. Доброй ночи, мисс Вейман. – Она холодно ей кивнула и, не дождавшись ответного пожелания, вышла. Дверь закрылась.
- Как думаешь, меня выгонят с позором или тихо? – Сара подошла к рабочему столу, налила вина в бокал и одним большим глотком осушила его.
- Не выгонят. Просто у нее появится причина ненавидеть немцев. Иди ко мне, посмотрим новостной канал, и ты мне расскажешь историю человеческих издержек в действии.
Она проснулась в объятьях Виннера. Осторожно освободившись чтобы не разбудить, Сара нырнула в свою в комнату, привела себя в порядок и спустилась в гостиную.
- Доброе утро, мисс Вейман. - Ледяной голос поймал врасплох. Сара обернулась. - Как вам спалось?
- Спасибо, миссис Виннер. Замечательно.
- Скоро подадут завтрак. А пока составьте мне компанию.
- С удовольствием.
Сара удобно расположилась в кресле.
- Изумительное платье, Сара. У вас хороший вкус.
- О-о, я всего лишь стараюсь вам соответствовать. Не более.
На этом обмен любезностями закончился, и воцарилась неловкая пауза. Та самая тягостная ситуация, когда разговор не клеится. Не потому что отсутствуют общие темы для разговора, они-то как раз есть - ненавязчивый светский треп про погоду, насыщенную благотворительными событиями неделю, обмен путешествиями. Нет, это неприятное молчание, когда двоим нечего сказать друг другу. Потому что обмен информацией подразумевает обмен эмоциями. А две собеседницы сидящие напротив друг друга слишком эгоистично относились к одному и тому же человеку, чтобы делиться. Информацией они делились, а чувствами – нет. Сара с ее виртуозным владением искусством зависания позволила молчанию работать на нее, ожидая, что миссис Виннер в итоге примет эстафету и сама нарушит затянувшуюся паузу.
- Сара, - милостиво начала миссис Виннер, - не бойтесь меня.
- Хорошо, - с милой добродушной улыбкой произнесла девушка. И добавила – И вы меня.
Что-то проскользнуло во взгляде миссис Виннер, но что она не смогла определить.
- Могу я узнать, какие у вас отношения с моим сыном?
- Почему вы спрашиваете у меня, а не у него? Подразумеваете, что у меня к нему другое отношение, чем у него ко мне?
Эта откровенность на грани вежливой грубости заставила миссис Виннер оторваться от спинки кресла и сесть еще более прямо, приняв высокомерно-горделивую позу.
- На вашем месте, я не была бы столь дерзка. Да, я не вижу у вас сильных чувств к моему сыну.
- Я имею привычку обсуждать свои чувства с тем, к кому я их испытываю.
Миссис Виннер холодно на нее взглянула.
- Он не женится на вас, как вы того жаждите.
- Вы полагаете, я жду не дождусь выскочить за него замуж? Чего ради?
- О! Перестаньте лицемерить, мисс Вейман. Ваше честолюбие и тщеславие бегут впереди вас на многие километры вперед. Вы хотите денег. – Довольная своим выводом, закончила хозяйка дома.
- Миссис Виннер, вы так низко цените вашего сына? Вы действительно думаете, что деньги – единственное, что есть в нем хорошего?
- Не перевирайте мои слова. – Она встала и принялась ходить по комнате, понимая что ее перехитрили. – Вы не пара Александру. Вы – эгоистичная, ловкая и честолюбивая. Я не позволю ему тратить на вас время и деньги.
- Я ведь его не держу, миссис Виннер. И в наших планах даже близко нет свадьбы.
С этими словами она встала и вышла из гостиной.
Следующие пару дней две женщины старались по минимуму пересекаться друг с другом. По какому-то странному совпадению ни одна ни вторая не вмешивали Виннера в свое немое противостояние. Однако, по натянутым разговорам за столом, приклеенным резиновым улыбкам обеих Александру стало очевидно, что "худой мир" между ними длится не один день. После ужина он зашел к матери: