Сара с юности усвоила одно весьма полезное знание, которое еще ни разу ее не подводило: в незнакомой ситуации, первый ход предоставь другому. Этот навык отточил ее наблюдательность. Она приглядывалась к окружающим, узнавала правила игры, а узнав, использовала вовсю их же правила на их же уровне. Поэтому, среди острословов Сара быстро освоилась и уже через полчаса кампания стала единой. В разных углах комнаты стояли подносы с алкоголем, в открытые окна проникал свежий морской воздух, уже звонкий от смеха и шуток, слухов и финансовых новостей. Кастер внимательно следил за темами, подкидывая любопытные факты для обсуждения. Он сидел с непринужденным, небрежным видом, положив лодыжку одной ноги на колено другой и грел в руке свой любимый коньяк. Вся его поза показывала уверенность и расслабленность, но она чувствовала, что он напряженно за ней наблюдает. Постепенно вечер перешел в ужин, а после Сара, сославшись на усталость, ускользнула и вернулась в свою каюту. Взяв теплую шаль, она вышла на палубу и, уютно завернувшись, облокотилась о леер.
- Симонсам вы понравились, - услышала она позади себя голос Кастера. – На Хэриксона вы произвели впечатление. Харрисы обещали вас пригласить. Полагаю, вечер прошел удачно, можно отметить.
- А как же Виктория?
- А Виктория не была приглашена, собственно. Вам не надо искать ее расположения.
- Кто она? – Полюбопытствовала Сара.
- Из хорошей семьи. Отец – владелец судоремонтного завода.
- Кто она дня вас?
- Для меня она – одна из бывших подружек. Кто я для нее, нужно спросить у нее.
- Она увидела во мне соперницу.
- Не удивительно. Вы с ней похожи, хотя вы на ступень выше во всем. И Виктория это понимает, чему и раздосадована. Давайте, присядем. Мне хотелось бы с вами поговорить.
Кастер и Сара сидели на борту яхты, удобно устроившись в креслах и любовались круглой желтой луной и ее мягкой лунной дорожкой за кормой. Ее отражение плавало на темной, почти черной воде, разбиваясь на части и притягиваясь вновь друг к другу. Тишину их раздумий нарушала собравшаяся компания в салоне. До них доносились тосты, звон бокалов друг о друга, иногда громкий мужской хохот разрывал безмолвие.
- Завтра они уедут, - задумчиво глядя на воду, произнес Кастер.
- Тогда мне тоже стоит уехать.
- Почему?
- Вы и я, вдвоем, на яхте, в море, под палящим солнцем, вблизи джакузи, с алкоголем в любое время суток… Да мы тут умрем со скуки.
Кастер негромко рассмеялся. Его тихий мягкий смех каким-то образом вписывался в окружающую темноту, превращал воздух в густой и плотный эфир, создавая ощущение, будто сумрак можно было потрогать. Да, это было его время суток, – ночного хищника, - тихое, хитрое, мягкое, обманчивое. Оно как нельзя больше к нему походило, дополняло его.
- Прежде чем, ты примешь это решение, я кое-что тебе скажу. Светское общество, Сара, это умение пленять, в чем тебе нет равных. Ты из той редкой породы куртизанок и фавориток, образованнейших и роскошных женщин прошлых веков, которых прежде сжигали на кострах, дабы они не искушали и не вводили в соблазн. В тебе есть те самые лицемерные качества, которые они ценят. Ты способна дать этому болоту жизнь, свежий воздух и новые возможности. Когда ты проникнешь сквозь эту блестящую, наполированную скорлупу, за пустым блеском и традициями которой скрывается куча тайн и трагедий, ты поймешь насколько элита чужда, даже враждебна друг к другу. Семейные тайны от глаз света тщательно скрываются: и антипатия, и зависть, и роптания, и разлад. Там огромные состояния теряют всю свою ценность через зависимость, которой они подвергаются. Да, тебе нужно это высшее общество. С его кастовостью, традициями, приторной респектабельностью, лицемерием, спесью еще более раздутой, чем у прежней аристократии - ты будешь там, как рыба в воде. Такие люди, как ты и я нужны им. Я объясню почему.
Все это время Кастер игнорировал ее взгляд, смотря на линию горизонта, сливавшуюся с водой. Он помолчал некоторое время, давая осмыслить сказанное.
- Вот что я скажу, Сара. –Начал он свою спокойную неторопливую речь. - Навряд ли Виннер говорил тебе какая ты, навряд ли он осыпал тебя комплиментами, позволял таять от нежности к тебе. Мне до сих пор, если честно, не понятно, как можно было отдать сердце такому равнодушному человеку и эгоисту? Ведь ты для него – мера престижа, самоутверждения, как моя яхта. Разве ты не поняла, что ты для него всего лишь советчик, консультант? Виннер достаточно хорошо изучил этот мирок, куда ты стремишься проникнуть, и понимает, что скоро ты создашь себе там прочное положение, которое ему не нужно. Ему не нужно, чтобы ты блистала в обществе, затмевала бы его персону. Виннер не понимает, что тебя нельзя использовать как мозг, истощать, тренировать и пытать извращенными решениями. От этого ты деревенеешь, становишься жестче, превращаясь из лозы в усохшую палку. Это задача мужчин. Ты же создана вечно дразнить, интриговать, покорять, ускользать. Раньше я думал о тебе слегка по-другому. Я полагал, что ты изнеженная сибаритка и лицемерка, податливая, влюбленная в роскошь. Я был убежден, что ты веришь в огромную ценность своей особы. Предполагал, что ты живешь в бездушном вакууме колеблясь между тщеславием, расчетом и инстинктом. Я считал тебя великим флиртоукладчиком по части жестов, мимики, поз и остальных ухищрений и осуждал тебя за бессердечие, которое внешне демонстрировалось лишь как власть над мужчинами.
Сара слушала молча, полулежа в глубоком кресле и всматривалась в него. Его профиль на фоне почти черного неба и такого же цвета воды стал похож на римского патриция. Кастер продолжал неторопливо растягивать слова в темноте:
- Во многом, мое мнение не изменилось. В своей сущности ты именно такова. Но по какому-то забавному стечению обстоятельств эти качества в тебе врожденные, а не искусственно воспитанные и лицемерно спрятанные, как у многих. В тебе нет фальши, ты это не скрываешь. Более того, ты этого даже не осознаешь. И в этом твоя сила и власть. Я, Сара, искренне восхищаюсь женщинами, которые умеют открыто показывать свои желания, не стесняясь этого. Без вульгарности, без дешевой сексуальности, без навязчивости. Восхищаюсь теми, кто ощущает эту тонкую внутреннюю грань как в отношении других, так и самой себя. Твоя элегантность, независимая манера держаться и холодная расчетливость заинтриговали меня. Увлекли как поток. Невозможно передать насколько ты многогранна. Ты - воплощение тех многих однобоких женщин, где одна черта ее характера подводит итог всей личности. Ты редкий экзотический цветок. Этот слегка кошачий очерк скул, твои строгие черты, их безукоризненная, античная лепка. Ты не понимаешь своей баснословной власти, коварной соблазнительности, властной чувственности во всем своем облике. Ты соткана из томного соблазна, наполнена взыскательным вкусом, редкая обольстительница. У тебя душа хамелеона. Ты облачаешься не в платья, а в змеиные шкуры, скидывая одну, ты облачаешься в следующую. Сара, ты никогда не сможешь себе представить того пронзительного блаженства наблюдать за твоей скрытой энергией, которая прячется за спокойной уверенностью светской женщины, соревноваться с тобой в юморе, любоваться ленивой кошачьей грацией, гордиться тем восхищением, которое ты производишь в свете. Виннер не понимает, каким он обладает чудом. Я бешусь, что отпустил тебя к нему. И, да, я хочу его этого лишить. Лишить твоей расчетливости, твоей дальновидности, чтобы этот мускатно-пряный эпизод его жизни снился ему, мучил сознанием утраты. И мне все равно, что с ним будет.