- Я знаю когда это случилось.
Сара произнесла это шепотом, словно ожидая раскатов грома или землетрясения. Но все осталось на прежних местах. Она не состарилась, не превратилась в чудовище, в ней ничего не изменилось. И Сара повторила эту фразу чуть громче.
"Признайся себе, поставь это клеймо и живи дальше, как будто ничего не случилось". Она вспомнила вечер у Гэскиллов и знакомство с Кастером. Она вспомнила, как возвращалась в машине с Виннером в полной тишине, не перебросившись и парой фраз. Да, это случилось в тот момент, когда перед Сарой проносились темные улицы и ряд встречных огней освещал дорогу. Тогда она отчетливо поняла, что Кастер – это ферзь на ее шахматной доске. Ум. Могущество. Хватка. Прозорливость. Зрелость. Сила. Такой мужчина как драгоценность, как редкий бриллиант. Такую роскошь невозможно получить обыкновенным людям, но будучи состоятельным, его можно получить в дар. Когда меняется свой статус, меняется статус подарков. Ей не было стыдно так о нем думать, ибо Кастер точно также приравнивал ее к предмету торговли. Он стал ее целью. Все остальное стало далеким и ненужным. И уже не имели значения ни мораль, ни средства достижения… Правда постепенно размазывалась камуфляжным узором среди хитросплетений и козней, пока полностью не растворилась в недрах роскоши и карьеры. Сара воспользовалась неверностью Виннера, чтобы быть ближе к Кастеру. Жестоко? Да. Но честным путем пусть идут те, у кого этические нормы соответствуют заповедям. Она снова подошла к зеркалу. Сначала пуститься в погоню за Виннером, а затем принести его в жертву ради Кастера. Вот она, инфляция счастья. "Завтра пойду к косметологу", решила она.
При всем том, Кастер стал гораздо ближе, чем ей хотелось бы. Он относился к тому типу мужчин, с которыми ощущаешь себя женщиной. Вопросительно-мягко наклоняешь голову, щуришься сквозь ресницы, качаешь головой с понимающим видом, светишься говорящей полуулыбкой - "мы с тобой одной крови". С ним откровенничаешь только на те темы, на которые как раз и не принято откровенничать. Он стал ее другом, советчиком, наперсником и, как это ни прискорбно, человеком, который ей всегда поможет. Нежась в его редких объятьях, Сара заражалась его спокойствием, чувствовала себя защищенной. И хотя она понимала, что доверять ему можно ровно настолько, насколько и ей, Сара хотела быть с ним. Для него не существовало проблем, он не спрашивал ее что делать, выслушивал ее болтовню, у него хватало времени завтракать с ней, проводить вечера, выезжать на выходные. Это была не дружба, нееет… Сара видела нежность в его взгляде, в его прикосновениях к ней, в его объятьях, в его отношении к ней. Его насмешки и грубый юмор не могли этого скрыть. Но он все равно держал ее на расстоянии. Сара понимала почему. Слишком уж они похожи. Он боялся получить удар в спину от нее, равно как и она от него. Это их и распаляло, и сдерживало.
Накинув халатик Сара прошла на кухню, на ощупь налила вина и села на широкий подоконник. Она находилась в полной тишине и темноте. "Тьма, в отличие от света, ненавязчивая и мягкая словно всё закутано в неё, как в некую обволакивающую субстанцию, никаких тебе ярких цветов и бросающихся в глаза очертаний. Темнота дает спокойствие и силу, она загадочна и мистична. Ночью рушатся барьеры. Можно быть самой собой, а не оправдывать чьих-то ожиданий и надежд, даже своих. Можно спрятаться. А можно быть свободной и расправить плечи. Ночь – время для себя и своей души."
- Красиво, не так ли? – Она вздрогнула от его хрипловатого голоса и обернулась на звук.
- Ты меня испугал.
- Я не хотел. Обычно в такое время здесь нет собеседников. В темноте лучше слышны свои мысли и лучше видны чужие поступки.
- Давно ты здесь?
- Да. Почему ты не спишь?
- Я думала.
- О чем?
- О нас с тобой.
- Расскажи мне.
Разговор двух голосов во мраке рождал нереальность происходящего. Как легко говорить в темноту, не видя глаз. Словно нет прошлого и будущего, есть только этот момент: неуловимый и в то же время осязаемый, будто каждую фразу можно поймать в кулак и запереть ее там.
- Рассказать, объяснить – сложнее задачи не бывает. Я могу объяснить тебе смысл слова "ананке", но я не смогу объяснить, почему дышать необходимо. Мы с тобой насквозь пронизаны нашими отношениями, словно невидимыми нитями, тысячами, сотнями тысяч. С момента знакомства они развивались, крепли, опоясывали нас все больше независимо от того, пересекались мы или нет. Ты спросишь, что я о тебе знаю? Я знаю, что ты всему алкоголю предпочтешь коньяк, твое любимое блюдо – омлет. Ты громко и хрипло ругаешься, когда недоволен, ты любишь море, особенно ночью, потому что ты мало спишь. Тебе нравится классическая музыка, ты не любишь беспорядок, твои кумиры – Черчилль и Макиавелли, ты любишь всех животных, которые гоняют кошек. Тебе нравятся лыжи и снег, но смотреть ты предпочитаешь футбол. Когда ты устаешь, ты прихрамываешь на правую ногу, но это почти незаметно, потому что ты редко бываешь усталым. Если на столе стоят квадратный и круглый стаканы, ты обязательно выберешь круглый. Твой любимый цвет – грязно-белый, льняной. Кстати, если бы у тебя была возможность, то вся одежда состояла бы из льна. Ты коллекционируешь ручки и не любишь сладкое. Когда ты звонишь мне, чтобы сказать "я задерживаюсь", то это значит не просто задерживаешься, а делаешь все наилучшим образом, чтобы быстрее вернуться к человеку, который с понимаем и участием, тебе ответил "да, конечно". Это как иметь одну душу на двоих. Мне все равно, любовь это или нет, передружба это или недоотношения. Когда двум людям хорошо вместе, разве имеет значение, как называется их связь? Наверное, ты хочешь знать, что я к тебе испытываю? Не скажу, Виннс. Но скажу, что твою руку я предпочту любой подушке, и твое небритое лицо я каждое утро хочу видеть при пробуждении, я хочу слушать с тобой классическую музыку и спускаться с тобой с лыжного склона, хочу покупать тебе одежду, хочу слышать твой грубый юмор на грани фола, хочу вместе болеть за "Севилью". Я хочу ощутить с тобой всю чувственность прикосновений, испытать наслаждение, которое пьянит, сводит с ума, обессиливает, доводит до изнеможения и вновь воскрешает! Мне нужен весь мой умственный атлетизм, чтобы обуздать мою вакханалию чувств к тебе. Но я не хочу с этим бороться, Виннстан. Я хочу подчиниться этому чувству, как бы оно ни называлось.
Сара закрыла глаза. Она не слышала как он подошел, но почувствовала его руку на щеке и легкое дыхание. Вот когда такая большая мужская, родная до боли, ладонь нежно-нежно гладит тебя по лицу...оооо... в этой жизни больше ничего не надо! Чувствуешь такую теплоту, такую волну переживаний!!! Она потерлась щекой о его ладонь, приглашая... Он поглаживал ее локоны, пропуская пряди через пальцы, жаркое дыхание проникало сквозь волосы до самой кожи, вызывая самую сладкую дрожь в теле. Нерожденные слова теребили ей горло и меркли в темной тишине не успев сорваться с губ. И только взмах ресниц… пульсация венки на виске… Его руки говорят. Ее тело отвечает… Наступила пауза. Момент тишины, когда ничего не происходило, только его большой палец медленно и мягко поглаживал тыльную сторону ее ладони, чуть задерживаясь…
Он пробежался шлейфом мягких едва уловимых касаний губ вдоль ее руки к запястью туда, где каждое прикосновение растапливало скованность, каждое движение отзывалось взрывающей пульсацией. Они не торопились, исследуя друг друга под мягким лунным светом, робко и неуверенно заглядывающим в окно, боясь потревожить и спугнуть едва начавшийся эротический танец. Ломаные линии тел плавными движениями растекались по прохладному стеклу, покрывая его шлейфом непрозрачности. Их нежные деликатные касания щекой, носом, лбом, губами, шеей, горячим срывающимся дыханием, как игра полувскрытых инкогнито.