Тинкер поняла это в ту минуту, когда откликнулись чародейские камни. С помощью того же «магического органа чувств» она обнаружила, что все вокруг внезапно ожило. Медленное, почти невидимое течение, которое она заметила раньше, ускорилось, устремляясь к каменным великанам. Достигнув монолитов, фиолетовое сияние магической энергии поползло вверх по очертаниям заклятия. Поначалу цветовой эффект, столь близкий к концу видимого спектра, был едва заметен, но потом налился силой и стал ярче. Тинкер увидела, как воздух вокруг монолитов начал преломляться, но не от жара или света, а от чего-то другого, отдающегося эхом в ее «магическом органе».
«Позволяет путешествовать сквозь миры… Дает власть, чтобы пересекать миры».
Ветроволк говорил о квантовом эффекте на уровне гиперфазы. Он мог перемещать магию туда, где находился. Судя по тому, что чувствовала Тинкер, Ветроволк создал с помощью заклинания мост между собой и чародейскими камнями, и теперь накопленная магическая энергия устремилась назад, вдоль квантового уровневого резонанса.
Активированная магия давила на Тинкер, словно ожидая дальнейших указаний.
Ветроволк пошевелился и произнес еще один гортанный гласный звук. Потом подал Тинкер знак молчать и не двигаться, и она, опасаясь, что запустит что-нибудь не то, замерла. Энергия начала медленно сворачиваться.
— Тебя научат, как этим пользоваться, — прервал Ветроволк молчание, когда, по его мнению, разговаривать стало безопасно.
Тинкер издала негромкое: «О!», которое до сих пор сдерживала в себе.
— Я и не подозревала, что эльфы могут так управлять магией! Я никогда не видела ничего подобного в Питтсбурге.
— Только домана способны призывать магию. Только домана клана Ветра могут взывать к этим камням.
Возможно, монолиты каким-то образом были закодированы на определенный геном, с тем чтобы домана лишь одного клана могли устанавливать правильный резонанс с чародейскими камнями.
— А у других кланов есть свои камни?
— Да. У всякого нормального клана их несколько. У клана Ветра их пять. Радиус действия ограничен одним мэем.
«Мэй» был довольно странной единицей длины, приблизительно в тысячу миль, и то при очень грубой оценке, словно точное расстояние не имело никакого значения. До сих пор мэй для Тинкер не имел смысла.
Она взглянула на свои руки. Воспоминание о магической энергии было навязчивым, словно зубная боль.
— Ты сделал это, чтобы я смогла призывать магию?
— Да, но нужно долго учиться.
— А я случайно не сотворю такое?
Он покачал головой:
— Механизмы запуска очень сложны.
Это звучало успокаивающе. Опасность не больше, чем зевком превратить себя в котлету. Но неужели — у Тинкер это в голове не укладывалось — Ветроволк подарил ей огромную власть? Почему ей? Любая эльфийка, из числа тех, что она здесь видела, возможно, и не равна ей по интеллектуальному уровню, но молода и красива. Почему за последние сто десять лет Ветроволк не влюбился ни в одну из них? Черт, ведь и Воробьиха крутилась у него прямо под носом, и к тому же она отмечена знаком gay.
Тут Тинкер пришло в голову, что хотя внешне Воробьиха не хуже эльфийских аристократок, она по-прежнему относится к низшей касте.
— А Воробьиха имеет доступ к этим камням?
— Нет. Генетически она не домана.
— Почему?
— Потому что это больше не практикуется. — Ветроволк подал Тинкер руку, и они пошли к воротам. — Да, когда-то давно мы свободно поднимали низкокастовых на уровень способностей домана. Но это происходило во время войны. Теперь мы так не поступаем.
— А как же я?
— Ты была человеком, простой смертной. Это два абсолютно разных случая. Жестокая необходимость в сравнении с простым удобством.
У ворот их встретили и бесшумно двинулись следом две тени в форме секаша. Тинкер со стыдом поняла, что одна из них — Солнечное Копье. Пришла ли она с Ветроволком или, спустившись с балкона, опекала Тинкер с самого начала? Что, черт побери, могла подумать о ней эта женщина, видя, как она бегает в темноте и кидается сапогами в Ветроволка? Тинкер поморщилась, как от боли, и припомнила весь разговор с Ветроволком. На каком языке они спорили? На английском. Слава богу.
— А ты можешь… Пожалуйста… Можешь мне объяснить, что ты все-таки со мной сделал? В целом.
— Ты уверена? Это разговор не из легких. Ты столько испытала, что тебе тяжело будет это слушать.
— Ничего. Я хочу знать.
— Прекрасно. Я использовал чары превращения, активируемые моей спермой, и принял меры предосторожности против радикальных изменений оригинала. Это чародейство считается совершенно безопасным. Много тысяч лет назад основу его разработал клан Кожи, и с тех пор оно только совершенствовалось. Я принял все меры предосторожности, чтобы оно стало абсолютно безопасным.
— Какие меры предосторожности?
— Абсолютной гарантией против возможной контаминации была твоя девственность.
Она вспыхнула:
— Ты шутишь!
— Нет. Для любого чародейства необходим ключ-источник. Сперма лучше всего. По самой своей природе, она модель жизни. — Значит, догадка Лейн была верна! — А вот наличие двух источников грозило бедой.
— Но ведь девственность — не обязательное условие. Достаточно одного-двух дней воздержания.
Ветроволк покачал головой.
— Сперма мужчины остается активной от трех дней до недели. Сперма эльфа — почти год.
— Год?
— А у того, кто эльф лишь наполовину, — полгода.
— Год? Целый год?
— Таков побочный, и не всегда приятный, эффект бессмертия, — признал Ветроволк. — Поэтому, в частности, мы не такие бабники, как люди.
— Да, в таком случае превращение — рискованное мероприятие.
— Но ты была девственной, и я не волновался. — Он легонько коснулся пальцем кончика ее уха. — Ты моя и только моя.
Они добрались до «своих» апартаментов.
Не доходя до спальни, Тинкер остановила его:
— Ты… Мы… Там только одна кровать.
Он поднял голову.
— В твоей спальне? Да.
— А у тебя другая спальня?
Не говоря ни слова, он распахнул перед ней дверь. Несомненно, это спальня принадлежала Ветроволку: его запах просто висел в воздухе. Открытая дверь гардеробной позволяла увидеть массу превосходной одежды. По всей комнате было разбросано множество занятных, красивых или забавных вещей, принесенных когда-то вечером и позже оставленных без внимания.
Две спальни? Разве женатые люди не разделяют одну, общую? Или Ветроволк затеял эту историю с ее замужеством только для того, чтобы контролировать ключевую фигуру? Конечно, это более вероятно, чем любовь с первого взгляда. Тулу была права: Тинкер не знала своего сердца. Мысль о том, что Ветроволк мог не хотеть ее, причинила ей такую боль, что она и представить себе не могла. Сбитая с толку и несчастная, она свернулась клубочком на скамеечке у подножия кровати.
Ветроволк закрыл дверь, обеспечив им уединение от секаша, и сел рядом.
— Я понимаю, как это трудно. Я хотел дать тебе время все обдумать и привыкнуть.
«Чего я хочу? Чего?» «Я хочу его».
Тинкер протянула руку и коснулась его волос. Она бы, наверное, оробела, если бы встретила его взгляд, но он не шелохнулся, и тогда она провела рукой по его волосам, наслаждаясь их мягкостью. Нежно отвела прядь с уха и провела пальцем по его очертаниям.
Ветроволк шевельнулся, и она поспешно отдернула руку.
— Нет, продолжай, пожалуйста, — пробормотал он.
— Да?
— Я так этого хочу.
Она прильнула к нему и зарылась лицом в волосы. Прежде ей не доводилось разглядывать чье-либо ухо. Может, человеческое ухо менее изящно и таинственно, потому что у него меньше изгибов и завитков? Тинкер поцеловала мочку уха, а потом точку пульса под ухом, а потом мощный столп шеи. Тут она заметила, что дрожит, сама не зная отчего: то ли от страха, то ли от возбуждения.
Она ткнулась лицом в его плечо и прошептала:
— Возьми меня.
Его руки сжали ее в нежном объятии.