— Давай заткнем у него помпу в саду. У меня вон сколько пакли! — Фриц вытаскивает из карманов куски пакли. — Это я для своего шалаша припас.
— У тебя свой шалаш есть?
— Еще какой! С четырьмя окошками.
— А где он у тебя?
— Так я вам, головорезам, и сказал!
— Мне тоже не скажешь?
— Нет, не скажу. Ты такой же, как они все.
— А может, я выйду из пионеров?
Вот он, значит, какой, Белый Клаушке! Сперва он, видите ли, председатель совета дружины и все такое прочее — не подступись! — а теперь хочет выходить из пионеров, потому что ему велосипеда не подарили.
Белый Клаушке подходит, как ханжа в рясе, ко мне и говорит:
— Давай заткнем Керну помпу в саду?
— А чего ему-то от этого? Ведь фрау Керн пойдет за водой. Ну и будет качать, пока вода верхом не пойдет.
— Вот и пускай качает! Не надо было ей за Керна замуж выходить.
Кимпель и Белый Клаушке перепрыгивают через забор и пропадают в саду.
— Попробуй только наябедничать — мы тебе так бока намнем, что костей не соберешь! — кричит мне Фриц из глубины сада.
— А ну выходи, а то у меня руки чешутся! — кричу я им в ответ.
— Задавала! Вожатый без году неделя!
И правда, зачем мне досаждать учителю Керну… Мне на него нечего жаловаться. Он еще не совсем разбирается в вопросах справедливости, но вообще-то он неплохой член нашей пионерской организации.
Домой я бегу выгоном, а то как бы опять на дедушку не нарваться. Перед замком стоит Шепелявая. Это она греется на солнышке и поджидает детей. Каких детей? Детсадовских. Неужели она на старости лет поступила воспитательницей в детский сад? Нет, не поступила. Три дня крепилась Шепелявая, когда в старом замке открылся детский сад, но больше не выдержала. Она услышала, как ребятишки поют в парке, смеются, визжат, — и ноги сами понесли ее. Ведь она всех детей в деревне по имени знает. Даже тех, которые только что из люльки вылезли.
— Лапушки мои! Ну иди, иди ко мне! Господи, как он уже ножками топает! Погляди сюда, ну погляди, что тебе Шепелявая принесла…
Так Шепелявая попала в детский сад. Воспитательница совсем не сердится на Шепелявую, что та приходит ей помогать.
— Вы не пово́дите с нашими старшенькими хоровод, Шепелявая? — спрашивает она ее.
— Повожу, повожу! — Шепелявая снимает платок и накидывает его себе на плечи. Так она кажется моложе.
напевает Шепелявая своим надтреснутым голосом.
Дети, взявшись за руки, топают по кругу. Некоторые еще не очень крепко держатся на своих толстеньких ножках. Они и петь как следует не умеют, больше так просто мямлят что-то и покрепче цепляются за тех, кто уже постарше, или за юбку Шепелявой.
А родители тем временем работают в поле или на стекольной фабрике.
— Шепелявая не наведет нам порчу на детей?
— Вот ведь народ! Ты что, дурее старого Краске? Это он две недели все дождика дожидался, чтоб он ему с пашни ведьмовской наговор смыл. Вот и припоздал с овсами. А теперь, когда они у него еле-еле взошли, старик говорит: это, мол, Шепелявая их сглазила.
— Неужто правда?
— Истинная правда.
— Нет уж, ты меня со старым ворчуном Краске не ровняй!
— Ну вот, так-то лучше!..
Что это блестит у нас в комнате? Никак, велосипед? Наш папа, значит, себе велосипед купил? Нет, это мой велосипед. К рулю привязана бирка, и на ней так прямо и написано: «Для Тинко. Поезжай прокатись, все и забудется скорей. Твой отец и тетя Клари». А в самом низу Стефани приписала карандашом: «Твоя сестра Стефани». Когда же это она успела приписать? Утром мы ведь вместе в школу пошли… Да! Возле пруда она вдруг вспомнила, что забыла платок и ей нечем будет махать на прощанье. Ну что за Стефани! Как бы это мне повыше подпрыгнуть? Кого же мне теперь обнять? Я посылаю три воздушных поцелуя. Один — нашему папе, другой — тете Клари, а третий — Стефани. Стефани? Да, Стефани. И очень даже хорошо, что она моя сестра.
Велосипед мой не совсем новый, но и не очень старый. Все равно фимпельская развалина ему в подметки не годится! «Бим-бам, бим-бам» — звенит звонок, будто маленький церковный колокол. А еще у моего велосипеда есть насос, кожаная сумочка, багажник и настоящий электрический фонарь. Айда, поехали, коза рогатая!
Я несусь по деревне. Я самый лихой велосипедист на свете! Я, например, никогда не забываю позвонить перед поворотом. Пусть все-все видят и слышат, кто это тут на велосипеде едет. Вон Фимпель-Тилимпель плетется в трактир. «Бим-бам, бим-бам!» Фимпель отскакивает в сторону, три раза сплевывает в песок и бранит меня: