— Не любила, нѣтъ. И не отдавалась вамъ! отвѣчала я на этотъ безсовѣстный упрекъ… — Оскорбленіе осушило мои слезы, я стояла прямо и презрительно смотрѣла ему въ лицо. — Я пришла спасти васъ, вѣря вамъ, не подозрѣвая, что могло меня ждать здѣсь… А вы знали, вы воспользовались, вы взяли меня безъ жалости, безъ пощады…
"- Еще разъ спрашиваю, Надежда Павловна! — и слова его шипѣли, проходя сквозь скрипѣвшіе его зубы: онъ былъ страшенъ! — вы никогда не любили меня? Это послѣднее ваше слово?
"- Я презираю и себя, и васъ, — вотъ мое послѣднее слово! сказала я и упала снова на диванъ, закрывая руками глаза. Умереть въ это мгновеніе — о, какое было бы это счастіе для меня!
"Онъ залился вдругъ какимъ-то сатанинскимъ хохотомъ…
"- Вы правы, Надежда Павловна! Я васъ обманулъ, завлекъ, я воспользовался… Я взялъ васъ, вы не отдались! Аристократки, какъ вы, не могутъ любить пролетаріевъ, какъ я; мы можемъ внушать имъ лишь жалость къ нашей горькой участи, какъ животное, чрезъ которое проѣхала ихъ карета!… А мы, безсовѣстные, въ благодарность за неизреченную эту милость, беремъ ихъ силой и ввергаемъ ихъ души въ геенну огненную!… Да понимаете-ли вы, воскликнулъ онъ, внезапно перемѣняя выраженіе, — и выраженія этого я, пока жива, не забуду, — понимаете-ли вы, вѣрующіе въ милостивца Христа, что грѣхъ вашъ въ настоящую минуту не въ примѣръ тяжеле того, въ которомъ вы съ такимъ презрѣніемъ отрицаете всякое сообщничество со мной? Богъ нашъ грозный и карающій, положимъ, но и онъ не дозволяетъ употреблять въ брани отравленныя стрѣлы. А у васъ что слово, то новый ядъ въ рану, и безъ того уже смертельную. Или вы думали, что я могъ пережить эту ночь? Я сказалъ вамъ: идя сюда, я отпѣлъ себѣ заранѣе панихиду. Я зналъ, барышня, примолвилъ онъ съ новымъ горькимъ смѣхомъ, что законовъ мнѣ вашихъ не передѣлать, и что за такіе пиры люди, какъ я, платятъ дорого… И долгъ свой я уплатилъ бы честно… Но тогда я унесъ бы въ могилу благоуханіе вашихъ поцѣлуевъ, какъ вожделѣнный и лучшій даръ, который я могъ взять отъ земли… Но вамъ не угодно было оставить мнѣ и тѣнь обольщенія. Вы, единственная звѣзда, свѣтившая въ моей жизни, и для которой догорала сегодня эта жизнь, — вы обратились въ безчеловѣчнаго палача моего… "Умирай, безутѣшный, безнадежный, виновный", велите вы мнѣ, "уноси съ собой въ тотъ вѣчный мракъ ненависть мою и презрѣніе! Какое мнѣ дѣло до той муки, съ которою испустишь ты послѣдній вздохъ твой, лишь бы я могла, въ собственныхъ глазахъ, спасти свою сословную честь, сказать себѣ, что я не пала, не могла пасть въ объятія человѣка безъ имени, котораго мой безобразный свѣтъ не даетъ права любить!"…
"- Свѣтъ, сословная честь! повторяя его слова и рыдая прервала его: — такъ вотъ вы чѣмъ объясняете себѣ мое отчаяніе!…
"Онъ вздрогнулъ, взглянулъ на меня… Я отвернулась…
"- Что бы ни было, проговорилъ онъ послѣ минутнаго молчанія, — отчаяніе ваше безполезно: могила все скроетъ… Я не выйду изъ нея напоминать вамъ объ этой ночи…
"Онъ кинулся вонъ изъ павильона…
яВъ дверяхъ, между имъ и свѣтлѣвшею синевой предразсвѣтнаго неба, показалась темная фигура… Кирилинъ отшатнулся…
"- Батюшка! спасите! крикнула я и всѣмъ тѣломъ рухнулась предъ нимъ.
"Онъ оттолкнулъ меня ногой и, не переступая порога:
"- Ты помнишь мое слово? сказалъ онъ Кирилину.
"- Помню, какъ бы на мигъ дрогнувъ, но безтрепетно, отвѣчалъ тотъ.
"- Пойди сюда!
"Я хотѣла встать… и снова упала. Голосъ мой замеръ, не двигались члены…
"- Черезъ ея тѣло прикажете? спросилъ, Кирилинъ, и въ этомъ вопросѣ прозвучала для меня послѣдняя нота того безконечнаго и разбитаго мною чувства, изъ-за котораго погибалъ онъ теперь…
"Отецъ мой нагнулся, приподнялъ меня и оттащилъ въ дивану…
"Они сошли со ступеней… Слова ихъ доходили до меня, какъ иногда во снѣ звуки, неслышимые ухомъ, а принимаемые какимъ-то внутреннимъ, невѣдомымъ нервомъ…
"- Она ни въ чемъ не виновата, говорилъ Кирилинъ, — я ее умолялъ, она боялась отказать, я грозилъ ей застрѣлиться, въ случаѣ, еслибъ она отказала мнѣ…
"- Довольно, пора кончить! говорилъ отецъ мой. — Лобъ крести!…
"- Не извольте безпокоиться. Мы здѣсь не мелодраму разыгрываемъ. Я самъ знаю, что мнѣ надо дѣлать…
"- Умирай же какъ собака! послышался дрожавшій отъ гнѣва шепотъ.
"- Умру какъ свободный человѣкъ! прозвенѣлъ въ послѣдній разъ молодой голосъ. — Не берите лишняго грѣха на совѣсть, благодѣтель!…
"И все смолкло разомъ. Только какой-то, почудилось мнѣ, глухой, внезапный плескъ раздался и смутилъ на мгновеніе однообразный гулъ падающихъ водъ…