— Mon général, monsieur! сжальтесь, позвольте только эту польку! голосили, умоляли его со всѣхъ сторонъ.
— Ваше превосходительство, мнѣ была обѣщана Надеждой Павловной мазурка, заявилъ, подбѣгая, встревоженнымъ голосомъ Звѣницынъ.
— Ce n'est pas ma faute, monsieur je vous le jure, mon père est souffrant, сказала ему дѣвушка.
Но старикъ какъ будто не слышалъ ничьихъ рѣчей и не видѣлъ никого изъ окружающихъ.
— Владиміръ! громко сказалъ онъ подходящему Кемскому:- проводи насъ.
Звѣницынъ поклонился и тотчасъ же отошелъ. За нимъ послѣдовали и прочіе.
Надежда Павловна обернулась въ мою сторону и кивнула мнѣ головой.
— Прощайте, сказалъ я, подходя.
Она протянула мнѣ руку.
— Что у васъ: мантилья, шарфъ, бурнусъ? суетясь, спрашивалъ ее между тѣмъ Кемскій.
— Мантилья гдѣ-то тамъ на скамейкѣ.
Кемскій побѣжалъ отыскивать.
— Вы такъ затанцовались, что на васъ лица нѣтъ, сказалъ я ей.
— Дайте ей руку, отвѣчалъ на это старикъ Чемисаровъ, — а то упадетъ, пожалуй.
Она ухватилась за мою руку и такъ и повисла на ней. И точно, она бы, кажется, упала безъ этой поддержки. Отецъ остановилъ на ней долгій, непроницаемый взглядъ.
— Идти можешь? спросилъ онъ ее наконецъ.
— Конечно, могу, молвила она, бодрясь и не глядя на него.
— Такъ пойдемъ. Въ тѣхъ залахъ можешь сѣсть. Владиміръ насъ нагонитъ.
Мы отправились.
Въ залѣ, ближайшей въ выходу, я усадилъ Надежду Павловну. Генералъ помѣстился рядомъ съ ней, въ углу дивана.
Мы были одни. Глухо долетала до насъ Гунглева Gard-husaren polka съ ея рѣзко очерченнымъ ритмомъ.
Кемскій все еще не являлся.
Вдругъ раздались громкіе шаги и голоса.
Трое мущинъ проходили черезъ залу по направленію лѣстницы.
— И вѣдь все вретъ, готовъ пари бутылку шампанскаго, вретъ онъ, говорилъ Крусановъ. Онъ шелъ подъ руку съ Чесминымъ.
— Да разрази же меня Богъ! увѣрялъ, крестясь и колотя себя въ грудь ладонью, Вашневъ, перебѣгая отъ одного изъ нихъ въ другому и тормозя ихъ на ходу: — чтобы мнѣ сейчасъ на мѣстѣ провалиться! Когда я самъ, своими ушами слышалъ! Я, говоритъ, его на первый разъ изъ окна выброшу, такъ онъ у меня будетъ осторожнѣе…
— На первый разъ! повторилъ, заливаясь смѣхомъ, Крусановъ. — Вѣдь это онъ изъ собственныхъ своихъ воспоминаній намъ читаетъ, а, Чесминъ? Вѣщай! обратился онъ, остановившись, къ Вашневу: — самого-то тебя сколько разъ изъ окна спускали?
— А я говорю тебѣ, продолжалъ наглый господинъ, не обращая никакого вниманія на такое безцеремонное обращеніе къ его собственной біографіи, — я говорю тебѣ, что это ему такъ не пройдетъ, не такой человѣкъ Звѣ…
— Чесминъ! какъ можно громче кликнулъ я.
Всѣ трое обернулись.
Вашневъ, едва завидѣлъ генерала, нырнулъ и исчезъ, какъ мимолетное видѣніе…
— Кому я нуженъ? отозвался Чесминъ, своимъ лѣнивымъ, горловымъ басомъ.
— Ты, я слышалъ, назначенъ со мной въ одну коммиссію, продолжалъ я также громко, подходя къ нему.
— Говорили мнѣ въ канцеляріи. Я вѣдь у него постоянно вмѣсто затычки служу, отнесся онъ этими словами про своего начальника, съ которымъ состоялъ въ такихъ же бранчиво-нѣжныхъ отношеніяхъ, какъ и съ закадышнымъ другомъ своимъ, Крусановымъ.
— Такъ намъ надобно сговориться по этому случаю. Завтра я все утро дома. Заѣзжай непремѣнно и пораньше.
— Заѣду. А хороша-то вѣдь какъ, Господи! примолвилъ нѣжнымъ шепотомъ майоръ, указывая глазами по направленію Надежды Павловны и сантиментально закатывая ихъ затѣмъ подъ самый лобъ, которымъ щедрая природа наградила его до самаго затылка.
— Ну, теперь пошелъ дурить! — И Крусановъ махнулъ рукой на Чесмина. — А вы, съ пріятелемъ, держите ухо востро! сообщилъ онъ мнѣ въ видѣ наставленія.
И оба, взявшись снова подъ руку, вышли на лѣстницу.
Я вернулся въ дивану. Бѣдная дѣвушка взглянула на меня такимъ испуганнымъ взглядомъ, что мнѣ стало страшно за нее. Генералъ, повидимому, ничего не слыхалъ, или не понялъ.
Къ счастію, прибѣжалъ въ это время. Кемскій съ мантильей въ рукахъ и презабавнымъ разсказомъ о томъ, какъ на ней сидѣла какая-то злая старуха, съ райсвою птицей на головѣ, которую онъ никакъ не могъ уговорить привстать, и какъ онъ долженъ былъ наконецъ вытащить мантилью силой изъ-подъ старой упрямицы.
Его беззаботный смѣхъ, его забавныя рѣчи успокоили на время Надежду Павловну.
"Могъ-ли бы быть онъ такъ веселъ, еслибъ ему дѣйствительно грозила опасность?" хотѣла сказать, казалось, медленная улыбка, складывавшаяся на ея слегка заалѣвшихъ губахъ, пока она слушала Кемскаго всѣмъ своимъ слухомъ, смотрѣла на него во всѣ глаза.