"- О, у насъ въ Англіи женщина не раба, она королева! прервала его Сарра и гордо подняла свою сѣдую голову.
"Кирилинъ, повидимому никакъ не ожидавшій подобнаго опроверженія, съ досадой взглянулъ на нее и прикусилъ губу.
"- У васъ въ Англіи обычай и преданіе тотъ же деспотъ, воскликнулъ онъ, — и худшій изъ всѣхъ, потому что онъ растлѣваетъ духъ, извращаетъ всѣ естественныя понятія человѣка! У васъ бездомный, безпріютный рабочій, умирающій съ голода, смотритъ съ тупымъ благоговѣніемъ на лорда, который не знаетъ, куда дѣвать денегъ. нажитыхъ ему кровью и потомъ этого несчастнаго….
"- Да, да, одобрительно сказала Сарра, — онъ такъ смотритъ, потому что у насъ лордъ достоинъ уваженія!
"- Ваша правда, сударыня моя! раздался за ея спиной голосъ батюшки, и самъ онъ изъ-за кустовъ выступилъ на террасу. За звонкимъ голосомъ Кирилина, никто не слыхалъ его шаговъ.
"Обрадованная Сарра взглянула на него такъ, какъ глядѣла бы, вѣроятно, на герцога Веллингтона, съ которымъ батюшка былъ такъ схожъ, по ея мнѣнію; она даже покраснѣла отъ радости.
"- Ну-съ, а ваша милость какъ бы полагала распорядиться англійскому рабочему? обратился отецъ мой къ Кирилину, садясь на скамейку подлѣ меня. — Ограбить лорда, что-ли?
"- На что грабить? отвѣчалъ тотъ, и всѣ черты его повело отъ видимо закипѣвшей въ немъ злости. — За грабежъ въ Англіи вѣшаютъ, а въ Хивѣ въ клоповникъ сажаютъ… А я такъ полагаю, ваше превосходительство, что самое понятіе, заключающееся въ этомъ словѣ "грабить", которое вы сочли нужнымъ употребить, находитъ себѣ мѣсто только при такомъ устройствѣ общества, гдѣ, какъ теперь, одному дано не въ мѣру много, а другому — ничего.
"- Какъ же по вашему устроить?
"- Естественно распредѣлить то, что должно принадлежать не меньшинству, присвоившему себѣ незаконно большую часть общаго достоянія, а всей человѣческой семьѣ,- согласно съ потребностями каждаго изъ ея членовъ, самоувѣренно и наставительно, будто готовый урокъ, проговорилъ Кирилинъ.
"- И надолго бы хватило такое устройство?
"- Какъ надолго-ли? спросилъ онъ съ удивленіемъ. — Разумѣется, надолго, навсегда… Оно бы не имѣло причинъ измѣняться.
"- А причина такая, что еслибъ я, напримѣръ, завтра подѣлилъ поровну мое Рай-Воздвиженское между тобой и Фрейманомъ, сказалъ батюшка, указывая на новаго нашего управителя, спускавшагося въ это время съ балкона на террасу, — то черезъ годъ, много два, обѣ части очутились бы въ рукахъ Фреймана, а ты бы остался ни съ чѣмъ.
"- Почему это вы такъ полагаете? заносчиво воскликнулъ Кирилинъ.
"- Потому что у него и руки, и голова здоровѣе твоихъ, отвѣчалъ отецъ мой, сопровождая эти слова взглядомъ, который заставилъ Кирилина опустить глаза.
"- Это не возраженіе, пробормоталъ онъ.
"- Нѣтъ, подтвердилъ батюшка, — на нелѣпость не возражаютъ. Это азбука!
"Я была какъ на иголкахъ въ продолженіе этого разговора. Я давно привыкла въ батюшкинымъ рѣзкостямъ, но понимала, что онѣ должны были глубоко уязвлять такого самолюбиваго, и увѣреннаго въ себѣ человѣка, какъ Кирилинъ. Я страдала и за него, и за батюшку, который казался мнѣ неправымъ. Я такъ любила, такъ высоко чтила моего отца; я пламенно желала, чтобы всѣ, всякое живущее около него существо, исполнены были къ нему тѣхъ же чувствъ привязанности и уваженія. И до тѣхъ поръ мнѣ еще ни разу не случалось усомниться въ этомъ; я видѣла во всемъ, безъ исключенія, окружавшемъ его. лишь безусловную, сознательную ему покорность и безграничную вѣру въ его разумъ и рыцарскій характеръ. Нерасположеніе къ нему Кирилина, замѣченное мною на первыхъ порахъ, удивило меня настолько же, насколько я огорчило. Я приписывала его не совсѣмъ хорошимъ свойствамъ этого молодаго человѣка, еще болѣе дурному обществу, въ которомъ онъ жилъ въ столицахъ, и долгой отвычкѣ отъ порядковъ дома, взлелѣявшаго его дѣтство. Поживя здѣсь, онъ лучше оцѣнитъ батюшку, думала я, и поэтому всей душой обрадовалась, когда недавно образъ дѣйствій моего отца вырвалъ, такъ-сказать, у Кирилина искренній отзывъ одобренія, хотя и выраженный страннымъ языкомъ. Зачѣмъ же, говорила я себѣ теперь, зачѣмъ же батюшка какъ будто нарочно старается стереть это хорошее впечатлѣніе и раздражаетъ его противъ себя, затрогивая за самыя чувствительныя его струны? Вѣдь онъ любитъ его, любитъ въ память отца Кирилина, стараго своего боеваго товарища, человѣка, который былъ такъ ему преданъ, въ память брата Васи, о которомъ до сихъ поръ болитъ его сердце. Во время отсутствія этого Андрюши не одинъ разъ заботила батюшку его судьба, не мало было о немъ переговоровъ съ Настасьей Савельевной. Если онъ теперь здѣсь, а не перестрѣливается съ Черкесами на Кавказѣ,какъ говорилъ онъ Саррѣ, то это не благодаря-ли тѣмъ письмамъ, которыхъ, мѣсяца три тому назадъ, такъ много отправилъ батюшка въ Петербургъ, онъ, говорившій всегда, что съ Петербургомъ прекратилъ давно всякія сношенія? Зачѣмъ же теперь оскорбляетъ онъ Кирилина, надменно отказываясь вступить съ нимъ въ серьезный споръ, говоря ему, что всѣ его мнѣнія почитаетъ ребячествомъ и вздоромъ? Конечно, мнѣнія Кирилина кажутся довольно шаткими и даже не совсѣмъ справедливыми, но нельзя не признать, что источникъ ихъ великодушенъ: онъ стоитъ за "страждущее человѣчество", за "слабыхъ, приниженныхъ, угнетенныхъ", Заслуживаютъ-ли такія благородныя побужденія такого пренебреженія?… Я забыла въ эту минуту, что приниженные и угнетенные постоянно находили себѣ въ отцѣ моемъ защитника самаго горячаго и настойчиваго, что онъ могъ почитать себя въ правѣ думать, что его всегда дѣятельное и щедрое участіе было во всякомъ случаѣ существеннѣе и полезнѣе страждущему человѣчеству, чѣмъ слова, одни слова недоучившагося студента. Но въ молодости, Владиміръ, такъ обаятельны, такъ неотразимы иныя слова!…