"Вы помните Грайворонскаго, его высокую, тучную фигуру, круглую голову, и цвѣтомъ и образомъ похожую на полный мѣсяцъ, его стриженые усы, его преувеличенную любезность и эту смѣсь заимствованной изысканности и прирожденной жесткости, заслужившую ему удачное прозвище Parisien doublé de Tartare, подъ которымъ онъ былъ извѣстенъ во всемъ нашемъ краѣ. Да чуть-ли не вы первый, Владиміръ, окрестили его такъ мѣтко?
"Онъ пріѣхалъ одинъ въ своемъ четверомѣстномъ англійскомъ ландо, "благородный гулъ" котораго, какъ выражался онъ, слышался за версту, шестерикомъ, съ лакеемъ въ ливреѣ на козлахъ, такимъ же лакеемъ на запяткахъ и охотникомъ, въ казацкомъ костюмѣ, скакавшимъ передъ экипажемъ, — все это для какихъ-нибудь семи верстъ, отдѣлявшихъ его Новоселки отъ Рая-Воздвиженскаго. Эти торжественные поѣзды очень потѣшали батюшку, и его ѣдкія насмѣшки по этому поводу не разъ приводили Грайворонскаго въ смущеніе, но онъ покорно сносилъ ихъ, изъ уваженія въ батюшкѣ, а можетъ-быть нѣсколько и вслѣдствіе той несчастной страсти, которую онъ, какъ вы знаете, питалъ ко мнѣ. Вы же, Владиміръ, и открыли эту страсть, — и я теперь могу признаться, каждый разъ какъ батюшка подтрунивалъ надъ нимъ, Грайворонскій изподтишка такъ взглядывалъ на меня, какъ будто говорилъ: все изъ-за васъ, прекрасная, терплю, все изъ-за того, что желалъ бы понравиться вамъ хоть чѣмъ-нибудь, хотя бы англійскимъ моимъ экипажемъ, ливрейными лакеями и ленточками, вплетенными въ гривы моихъ лошадей…
"Онъ привезъ огромный букетъ азалій и мимозъ изъ своихъ великолѣпныхъ оранжерей и съ глубокимъ поклономъ и округленными руками подалъ его мнѣ, говоря:
"- Царицѣ цвѣтовъ!
"Я поблагодарила, смѣясь, и онъ, очень довольный собой, отправился жать руки каждому изъ присутствовавшихъ, начиная съ батюшки и кончая Кирилинымъ, котораго въ самыхъ трогательныхъ выраженіяхъ попрекнулъ за неисполненное имъ до сихъ поръ обѣщаніе посѣтить "пустынника"; онъ, помните, очень любилъ называть себя пустынникомъ и всегда при этомъ вздыхалъ. Саррѣ онъ тутъ же объявилъ, что привезъ ей цѣлую коллекцію новыхъ англійскихъ книгъ.
"Надѣливъ такимъ образомъ своею любезностью всѣхъ домочадцевъ, господинъ Грайворонскій занялся хозяиномъ дома и принялся сообщать ему разныя губернскія новости, изъ которыхъ самая крупная былъ пріѣздъ новаго губернатора, съ которымъ Грайворонскій успѣлъ уже познакомиться и отзывался о немъ съ большими похвалами, говоря, что онъ вѣжливъ и взыскателенъ все вмѣстѣ и, безъ сомнѣнія, отлично исполнитъ данное ему въ Петербургѣ порученіе подтянуть губернію (какое странное выраженіе, Владиміръ!).
"Батюшка въ это время дергалъ себя за ухо и глядѣлъ пристально на гостя, но я знала его, — Красавка не выходила у него изъ ума, и онъ не слыхалъ рѣчей Грайворонскаго до тѣхъ поръ, пока тотъ не обратился въ нему съ прямымъ вопросомъ:
"- Вы не намѣрены познакомиться съ нимъ, Павелъ Васильевичъ?
"- Съ кѣмъ это? спросилъ онъ, какъ съ просонья.
"- Съ генераломъ Карягинымъ.
"- Кто такой Карягинъ?
"- Нашъ новый губернаторъ, пояснилъ Грайворонскій.
"Искры блеснули подъ темными бровями батюшки.
"- Я, сударь мой, сказалъ онъ, — ни должниковъ, ни заимодавцевъ не имѣю, подати вношу въ казначейство въ срокъ и въ предводители не мѣчу.
"- Не знаю, понравился-ли этотъ рѣзкій отвѣтъ гостю, о которомъ говорили въ нашемъ околодвѣ, что у него много долговъ, а еще болѣе желанія попасть во главу дворянства нашей губерніи, но онъ почелъ за лучшее принять это за остроумную шутку и засмѣялся черезъ силу.
"- Пора обѣдать, сказалъ батюшка и поднялся по лѣстницѣ, пропустивъ впередъ меня съ Саррой. Грайворонскій шелъ за нами, обнявъ за талію Кирилина, которому, видимо, очень не нравились эти нѣжности. Онъ, по всѣмъ вѣроятіямъ, намѣревался ускользнуть и отъ самаго обѣда, но пустынникъ имѣлъ на него свои виды и не выпускалъ его изъ рукъ; волей-неволей надо было идти за всѣми.
"За столомъ разговоръ не клеился сначала. Батюшка кушалъ свои щи, не подымая головы; Кирилинъ упорно молчалъ; я не могла еще справиться съ внутреннимъ волненіемъ и всячески старалась не думать о моей бѣдной Красавкѣ, боясь расплакаться снова. Грайворонскій говорилъ вполголоса съ своею сосѣдкой Саррой. Одинъ Карлъ Ивановичъ, котораго мы застали въ столовой, обмѣнивался съ Фрейманомъ неинтересными замѣчаніями о погодѣ и о всходахъ разныхъ хлѣбовъ.
"Батюшка отставилъ тарелку для каши и спросилъ Фреймана, готова-ли бумага?
"- Я положилъ ее къ вамъ на столъ въ кабинетѣ.