"- Что съ вами, Настасья Савельевна?
"- А что-съ?
"- Да вы на себя не похожи.
"- Ничего-съ, пройдетъ, тихо проговорила она и поднесла руку въ глазамъ, которые вдругъ наполнились слезами.
"У меня сердце забилось, забилось….
"- Нѣтъ, вы должны мнѣ сказать, Настасья Савельевна, я прошу васъ, умоляю, скажите, я должна знать!…
"- На что вамъ знать, барышня, на что! тоскливо возражала она.
"- Я хочу, мнѣ надо… Я знаю, о чемъ вы плачете! воскликнула я. — Что тамъ было? Говорите!…
"Она со страхомъ и недоумѣніемъ подняла. на меня свои заплаканные глаза.
"- Почемъ вы знаете, барышня?
" — Вы бы не плакали, Настасья Савельевна, еслибы…. Сынъ вашъ уѣхалъ?
"- Уѣхалъ…. въ Новоселкахъ теперь жить будетъ….
"- Онъ видѣлся съ батюшкой?
"- Видѣлся, едва могла выговорить она, и опустилась въ кресло.
"- Вотъ вамъ стаканъ воды, вотъ fleur d'orange, выпейте. Успокойтесь, милая, и разсказывайте все, все, говорила я, сама чуть держась на ногахъ.
"Она выпила, утерла слезы.
"- Лучше бы ему совсѣмъ на свѣтъ не родиться, чѣмъ мнѣ черезъ него такую муку терпѣть! примолвила она, тяжело вздыхая.
"- Муку? Что онъ сдѣлалъ?
"- Вы знаете, Надежда Павловна, отвѣчала она, опуская голову, точно сама была въ чемъ-нибудь виновата. — Вѣдь вздумалъ онъ, безумный, влюбиться въ васъ!
"Я въ свою очередь опустила голову, смущенная, не находя слова въ отвѣтъ….
"- И въ кого онъ это родился, бездушный онъ человѣкъ? продолжала жаловаться Настасья Савельевна. — Отецъ его, Харламъ Ивановичъ, мой покойный, такъ тотъ далъ бы себя, кажись, по суставчикамъ изрубить за генерала, за благодѣтеля своего. А сынокъ-то нашъ любезный, да посмѣлъ ему этакія слова говорить!… Вѣдь для настоящаго господина, какъ Павелъ Васильевичъ Чемисаровъ, почти шепотомъ говорила уже Настасья Савельевна, — нельзя, кажется, выдумать пуще обиды, Надежда Павловна; простая я женщина, а понимаю…
"- Не мучьте меня, прервала я ее. — Разсказывайте скорѣе, что происходило тамъ?
"- Барышня вы моя, дорогая, извольте, разскажу. Только ради самого Христа Спасителя, простите вы ему, безумному, да поклянитесь вы мнѣ на крестѣ на своемъ, памятью голубушки матушки вашей покойницы, что разсказъ-отъ мой въ этихъ стѣнахъ и умретъ, что никому вы, ни Саррѣ Ѳедоровнѣ, никому….
"- Вотъ вамъ мой крестъ, Настасья Савельевна! я сняла его и поцѣловала. — А теперь говорите скорѣе!
"Но осторожная Настасья Савельевна отправилась сначала заглянуть въ гостиную и, увѣрившись, что тамъ никого нѣтъ, тихо потянула за собой дверь спальни, беззвучно притворила ее, и задвинула задвижку; потомъ усадила меня на кровать, придвинула въ ней стулъ и, усѣвшись сама, заговорила:
"- Прихожу я вчера утромъ, барышня, къ генералу со счетами… Онъ, знаете, обыкновенно, проглядитъ счеты, подпишетъ, да и отправитъ меня въ контору. А тутъ онъ, вижу, отложилъ книжку мою въ сторону, куритъ и глядитъ на меня. "Сынъ вашъ", говоритъ, "сегодня уѣзжаетъ?" — "Сейчасъ уѣзжаетъ", говорю; "и экипажъ, и подвода за вещами присланы изъ Новоселовъ". Генералъ поглядѣлъ на меня опять. "Надѣюсь," говоритъ, "что онъ сюда не вернется." Мнѣ, знаете, сначала и не-въ-домевъ. "Да-съ," говорю, "онъ нанялся у господина Грайворонскаго, по контракту." А батюшка вашъ, вижу, за ухо начинаетъ себя дергать. Плохо, думаю, и замолчала. "Не-зачѣмъ ему пріѣзжать сюда," говоритъ онъ. "Захотите повидаться, можете къ нему во всякое время въ Новоселки съѣздить. Поняли?" У меня ноги такъ и подкосились. Чѣмъ это провинился сынъ мой? хочу спросить, и не посмѣла. Сами знаете, съ батюшкой съ вашимъ не разговоришься иной разъ. Всталъ онъ, прошелся по комнатѣ и приказываетъ мнѣ послать къ нему сейчасъ Андрея. Вышла я ни жива, ни мертва; прихожу въ Андрюшѣ; вижу, уносятъ его кое-какія вещи, а самъ онъ сидитъ на чемоданѣ посередь горницы, лицо руками закрылъ, не слышитъ, что я пришла. Жаль мнѣ такъ его стало, скажу вамъ, Надежда Павловна! Вижу, очень тяжело ему уѣзжать. "Андрюша," говорю, "ступай, генералъ тебя требуетъ." Онъ какъ вскинется вдругъ: "Что я ему холопъ что-ли? Какое онъ имѣетъ право меня требовать?" Однако ничего, вскочилъ и пошелъ. Я за нимъ, — тревога меня, знаете, разбираетъ, какъ бы онъ хуже еще, не дай Богъ, не осердилъ генерала. Приходимъ; вошелъ онъ въ кабинетъ, а я въ гардеробной осталась, сквозь стеклянную дверь все оттуда видно, да и дверь не вплоть притворена. Слышу, говоритъ ему генералъ: "Передала тебѣ мать мое приказаніе?" — "Нѣтъ, ничего она мнѣ не передавала". — "Такъ вотъ тебѣ мой приказъ: въ Рай-Воздвиженское не ѣздить". — "А это почему?" спрашиваетъ мой-то. И такъ смѣло, знаете, прямо въ очи батюшкѣ вашему глядитъ. Мать Пресвятая Богородица! думаю, что это будетъ? Павелъ Васильевичъ смотрятъ на него; а онъ ничего, глазъ своихъ не опускаетъ. "Не понимаешь?" — "Не понимаю", говоритъ. Не понимаю и сама я, барышня, а только вижу — бѣда! За притолку даже ухватилась, ноги не держатъ. А батюшка вашъ поближе въ нему ступилъ и глухо эдакъ, знаете: "Надеждѣ Павловнѣ", говоритъ, "ты какія рѣчи держалъ?" Гляжу, Андрюша мой въ лицѣ перемѣнился, годовой тряхнулъ, точно дрожью его проняло. "Говорилъ, что чувствовалъ", отвѣчаетъ, и все такъ же дерзко на Павла Васильевича уставился. Батюшка вашъ блѣдный даже весь сдѣлались, однако попріудержалъ себя, вижу. "Такъ вотъ за это чувствованье!" только и сказали, и повазываютъ это ему рукой: уходи, молъ, прочь… А онъ нѣтъ, стоитъ, не двигается. Да вдругъ и понесъ. "Вы", говоритъ, "меня какъ пса отсюда выгоняете! Такъ я вамъ на прощанье скажу, что чувство свободно, что воленъ я любить вашу дочь, и никакая, говоритъ, сила въ цѣломъ мірѣ не можетъ заставить меня не любить ея!" Да къ тому еще, барышня, что вздумалъ прибавить? "И она", говоритъ, "вольна любить меня, коли заговоритъ въ ней сердце. Вы сами постарались сдѣлать изъ меня ей равнаго", — это онъ, безстыжій, насчетъ своего воспитанія укоряетъ генерала-то, — "за что, впрочемъ", говоритъ, "я теперь не благодарить, а проклинать бы васъ долженъ!…" Вы что про эти слова скажете, Надежда Павловна? прервала себя Настасья Савельевна, принимаясь снова плакать.