"- Я не виновата, докторъ, клянусь вамъ! вырвалось у меня, сама не понимаю какъ.
"Онъ взялъ меня за обѣ руки.
"- О, я знаю, знаю, я все понялъ теперь, заговорилъ добрый человѣкъ, и слезы повисли у него на рѣсницахъ, — вамъ жалко, потому, у васъ золотое сердце, а вы не виноваты, вы не можете быть виноваты, потому, вы ein nobles Fräulein, Надежда Павловна, я понимаю, да!… Вы не безпокойтесь объ этотъ бѣдный молодый человѣкъ; я не буду отъ васъ скрывать: я боюсь воспаленія, — докторъ опять указалъ на голову, — но я надѣюсь его вылѣчить: онъ молодъ, шансовъ всегда при молодости очень много. Но вы сами… Я вами не доволенъ, я давно хотѣлъ вамъ сказать, вы перемѣнились, цвѣтъ лица у васъ больной… У васъ душа не покойна, заключилъ онъ.
"- Вылѣчите его, докторъ, а обо мнѣ поговоримъ послѣ, отвѣчала я, высвобождая свои руки изъ его рукъ и улыбаясь ему, насколько оставалось у меня силъ.
"Карлъ Ивановичъ глубоко-глубоко вздохнулъ и опустилъ голову на грудь.
"- О! сказалъ онъ:- наше прекрасное Рай-Воздвиженское, его теперь нельзя уже называть раемъ, Надежда Павловна!…
"Предвидѣнія доктора были основательны: Кирилинъ тяжело занемогъ. Съ нимъ сдѣлалась горячка. Карлъ Ивановичъ по два раза на день ѣздилъ въ Новоселки. Онъ перевезъ туда Настасью Савельевну, испросивъ на это согласіе батюшки: она безъ этого ни за что не соглашалась ѣхать. батюшка даже разсердился, говоря, что нечего ей у него спрашиваться, когда дѣло идетъ о ея долгѣ, что она глупая женщина. Докторъ усадилъ ее къ больному и никого, кромѣ ея, не пускалъ къ нему въ комнату. "Онъ много бредитъ," сообщалъ мнѣ значительно Карлъ Иванович, "а въ бреду говоритъ много такого, чего не нужно слушать постороннимъ"…
"Двое сутокъ онъ былъ такъ опасенъ, что докторъ и домой не пріѣзжалъ… Со мной сдѣлалось какое-то отупѣніе: я дышала, двигалась, отвѣчала на вопросы, но сердце не билось у меня, я не знала, куда шла, не понимала, кому и на что я отвѣчаю. Я видѣла только предъ собой бѣдную, маленькую горницу, какою ее описалъ мнѣ какъ-то Карлъ Ивановичъ, съ окномъ завѣшеннымъ простыней, и въ углу, на кожаномъ диванѣ, среди безмолвія окружающихъ, Кирилина, умирающаго съ моимъ именемъ на устахъ… Часы бѣжали, и возбужденное ужасомъ воображеніе прибавляло въ этой картинѣ все новыя и новыя подробности, и каждая изъ нихъ отзывалась новою, гнетущею болью въ исхудалой груди моей.
"Опасность миновала наконецъ. Въ одинъ свѣтлый день Карлъ Ивановичъ отыскалъ меня въ саду, куда я убѣгала съ утра, подальше отъ людскихъ взоровъ. Самъ онъ былъ свѣтелъ, какъ этотъ прохладный и улыбающійся день, и какая-то праздничная радость мелькала на его лицѣ. Онъ еще слова не промолвилъ, а я уже бѣжала ему навстрѣчу, восклицая:
"- Лучше ему, докторъ, лучше?
"- Гораздо лучше! отвѣчалъ Карлъ Ивановичъ. — Кризисъ прошелъ благополучно; онъ спалъ къ ряду двѣнадцать часовъ и, проснувшись, всѣхъ узналъ и заболталъ какъ канарейка. Но вы знаете, я очень строгъ, говорилъ добрякъ, весело потирая себѣ руки, — я ему приказалъ молчать… Дней черезъ десять онъ будетъ совсѣмъ здоровъ, можетъ уѣхать отсюда…
"- Уѣхать! повторила я безсознательно.
"- Да, я ему буду совѣтывать уѣхать скорѣе въМоскву; тамъ онъ найдетъ себѣ занятіе. Это будетъ самое лучшее для него… и для всѣхъ, примолвилъ докторъ, понижая голосъ и не глядя на меня.
"Еще прошли двѣ недѣли. Кирилинъ былъ уже на ногахъ. Изъ Москвы пріѣхалъ въ Новоселки Нѣмецъ, музыкантъ, преемникъ его. Карлъ Ивановичъ сообщилъ мнѣ это извѣстіе, но при этомъ даже не упомянулъ имени Кирилина. Я не спрашивала ничего, я боялась спросить… Какъ вдругъ разъ, за обѣдомъ, батюшка обратился съ такими словами въ Карлу Ивановичу:
"- Вы въ Новоселки перестали ѣздить?
"- Да, теперь не нужно, отвѣчалъ тотъ.
"- Больному лучше?
"- Слава Богу, совсѣмъ поправился.
"- Совсѣмъ? повторилъ отецъ мой и, помолчавъ, сказалъ:- я слышалъ, что Грайворонскій прогналъ его отъ себя?
"- Господинъ Грайворонскій взялъ на мѣсто господинъ Кирилинъ другой капельмейстеръ, тихо, съ опущенными глазами, проговорилъ Карлъ Ивановичъ, и въ выраженіи его какъ будто слышалось: зачѣмъ унижать подобнымъ словомъ бѣднаго молодаго человѣка!…
"Съ невыразимою благодарностью взглянула я на него…
"- А онъ все у Грайворонскаго живетъ? возразилъ батюшка; презрительная усмѣшка скользнула по его стиснутымъ губамъ.
"- Онъ болѣе не у господинъ Гранворонскій, отвѣчалъ съ запинкой и еще тише Карлъ Ивановичъ.
"- А гдѣ же?
"- Онъ въ Новоселкахъ, но не у господинъ Грайворонскій; онъ нанялъ себѣ квартиру у одинъ мужикъ… Онъ скоро долженъ уѣхать совсѣмъ отсель, примолвилъ докторъ, какъ бы съ намѣреніемъ успокоить батюшку.