"- А по сю пору отчего не уѣхалъ? и батюшкинъ голосъ дрогнулъ отъ внезапно вспыхнувшаго въ немъ гнѣва.
"Карлъ Ивановичъ растерялся и не отвѣчалъ ни слова.
"Отецъ мой перевелъ съ него на меня свои разгорѣвшіеся глаза. "Онъ надѣется увидѣться съ тобой", вотъ что явственно говорили они мнѣ. Я не выдержала, опустила вѣки, лицо мое покрылось горячею краской… мнѣ хотѣлось вскочить, броситься въ его ногамъ…
"Но батюшка уже отвернулся отъ меня и, какъ ни въ чемъ не бывало, заговорилъ съ докторомъ о какомъ-то постороннемъ предметѣ. За то Сарра, все менѣе и менѣе понимавшая, что происходило вокругъ нея, но съ каждымъ днемъ приходившая все въ большее изумленіе, Сарра приставала во мнѣ цѣлый вечеръ, требуя то съ плачемъ, то чуть не съ угрозами, чтобъ я объяснила ей, почему такъ сердито глядѣлъ на меня батюшка за столомъ. Я вышла изъ терпѣнія, наконецъ и отвѣчала: "потому что я намѣрена удалиться, какъ Робинзонъ, на пустынный островъ, гдѣ мнѣ никто надоѣдать не будетъ". Англичанка моя приняла эти слова за страшную для себя обиду и ушла отъ меня, хлопая дверьми. Мнѣ только того и нужно было, я заперлась въ спальнѣ, въ которой проводила одна почти всѣ мои вечера, со времени той встрѣчи съ Кирилинымъ въ саду…
"Въ началѣ августа (помните, Владиміръ, предсказаніе, сдѣланное вамъ какою-то ворожеей во время вашего кругосвѣтнаго путешествія: она говорила вамъ: бояться чернаго человѣка и августа мѣсяца?) — до послѣдняго часа моего буду я помнить этотъ день, 5-е число, — я, по обыкновенію, ушла послѣ вечерняго чая къ себѣ и сидѣла недвижно и уныло у любимаго моего окна, какъ въ дверь мою кто-то тихо постучался.
"Я невольно вздрогнула.
"- Кто тамъ?
"- Я-съ.
"И Настасья Савельевна осторожно проскользнула въ двери и тотчасъ же заперла ихъ за собой.
"Яее почти не видала, не имѣла случая говорить съ ней, съ того времени, когда она переѣхала въ больному сыну въ Новоселки. Она даже не совсѣмъ еще и вернулась оттуда, а наѣзжала только каждый день по дѣламъ хозяйства въ Рай-Воздвиженское. Ея появленіе въ этотъ часъ предвѣщало мнѣ новую тревогу…
"- Что случилось? спросила я, подъ этимъ впечатлѣніемъ.
"Настасья Савельевна, вмѣсто прямаго отвѣта, кинулась цѣловать мнѣ руки.
"- Матушка барышня, заговорила она наконецъ, — простите вы меня заранѣе, обѣщайте не гнѣваться на меня…
"- Да что такое? Говорите скорѣе!
"- И не знаю, матушка, какъ приступить, какъ сказать вамъ, отвѣчала она, озираясь по сторонамъ, — въ жизнь свою въ такихъ дѣлахъ не бывала! И ни за что не хотѣла я, не соглашалась… Два дня умаливалъ онъ меня, на колѣни даже становился. "И не проси, ни за что, ни за какія блага не согласна я", говорю это я ему… Только сегодня такихъ уже онъ мнѣ ужасовъ понаобѣщался. (Настасья Савельевна ударилась въ слезы): не выдержало сердце мое материнское, согласилась я, наконецъ, по немъ сдѣлать…
"Я поняла.
"- У васъ письмо ко мнѣ отъ вашего сына?
"- Такъ точно, барышня вы моя милая…
"- Дайте мнѣ его.
"Она дрожащими руками достала изъ-за платья письмо, бережно завязанное въ платокъ, и передала мнѣ… Я вскрыла печать…
"- Матушка, Надежда Павловна, какъ прочтете, письмо-то сожгите, голубушка вы моя; неравно кому попадетъ въруки….
"Я прочла внимательно до конца и затѣмъ, при ней, сожгла на свѣчкѣ письмо.
"Настасья Савельевна тщательно собрала весь пепелъ и бросила его въ печку.
"- Вы знаете, о чемъ онъ мнѣ пишетъ? спросила я ее.
"- Не знаю, барышня, не знаю; онъ мнѣ не говорилъ, да я и не спрашивала… И такъ ужь мнѣ страха довольно…
"- Вы съ сыномъ вашимъ сегодня увидитесь?
"- Да, матушка, онъ наказывалъ привезти ему отвѣтъ сейчасъ же. Лошади ждутъ меня за околицей…
"- Поѣзжайте же и скажите ему: хорошо.
"- Больше ничего, барышня?
"- Нѣтъ, онъ пойметъ… — Она принялась было опять за цѣлованье, я отняла руки. — Поѣзжайте, Настасья Савельевна, оставьте меня…
"Онъ писалъ, что уѣзжаетъ, долженъ ѣхать, что его вынуждаютъ въ тому и обстоятельства, и люди, но уѣхать, не увидѣвъ меня, не простившись со мной, быть-можетъ навсегда, онъ не въ силахъ… "Мнѣ нечего болѣе терять, говорилъ онъ, и если вы мнѣ откажете, я застрѣлюсь подъ вашими окнами"… "Вы не можете отказать въ этомъ мнѣ", писалъ онъ дальше, "какъ не можетъ солнце лишить лучей своихъ тѣла небесныя, увлекаемыя имъ въ своемъ теченіи. Вы должны знать, что я живу только для васъ и чрезъ васъ; я бы не писалъ вамъ теперь, я бы уже умеръ отъ горячки или подъ дубиной вашихъ аргусовъ, еслибы не слышалъ отъ васъ слова, изъ котораго я въ правѣ заключить, что вамъ было бы жаль меня"… Онъ кончалъ, заклиная меня придти сегодня, когда всѣ улягутся въ домѣ, въ китайскій павильонъ, мѣсто самое безопасное, такъ какъ, по отдаленности его отъ дома, сторожа никогда туда не доходятъ"…