По щекам Юлианы потекли слезы.
— Это ты не понимаешь, Исабель. Я не хочу жить с тобой. Я действительно хочу стать отшельницей.
— Ты не можешь покинуть меня! Я не хочу снова остаться одна!
С трудом поднявшись на колени, Исабель рванула на себе платье, разорвав ткань от воротника до талии, и глубоко вонзила ногти себе в грудь. Раны быстро наполнились кровью, алые ручейки, извиваясь, заструились по телу.
Глубоко потрясенные, Элинор и Юлиана смотрели на нее.
— Смотри, как ты истерзала мне сердце! — кричала вдова, размазывая кровь по груди. — Ты говоришь, что это я не понимаю, но на самом деле слепая — ты! Ты потеряла мать, но Богу было угодно отнять у меня двух матерей. Двух! Потом Он вырвал дорогого мне младенца из моей утробы, ребенка, у которого могли быть глаза моей матери, чтобы снова глядеть на меня с любовью. Воистину, Бог лишил меня всего, что я любила. А сейчас, неужели Он не может оставить мне одну-единственную сестру, чтобы ее любовь утешала и согревала меня?
Юлиана побледнела, потом поспешила подняться и отступила на шаг от истекающей кровью женщины.
В молчаливом отчаянии Исабель смотрела на падчерицу. Потом начала раздирать себе ногтями лицо.
Элинор бросилась вперед и схватила ее за руки, когда Исабель попыталась вырвать себе глаза.
— Юлиана, — закричала она, силясь совладать с Исабель, — беги за сестрой Анной! Быстрее!
ГЛАВА ТРИДЦАТЬ ЧЕТВЕРТАЯ
Элинор сидела молча, не в силах сосредоточиться. Воспоминание о корчащейся, кричащей женщине словно смыло из ее сознания все слова. Наверное, понадобилось всего несколько минут, чтобы скрутить Исабель и позволить сестре Анне залить ей в рот усыпляющий сок мака, но Элинор показалось, что прошла целая вечность.
— Мне ее жаль, миледи. Мало кому среди нас довелось так же часто выбирать из двух зол, не имея другого выхода.
Элинор посмотрела на Юлиану, но перед ее глазами по-прежнему стояла бьющаяся в корчах Исабель с выставленной напоказ истерзанной плотью и израненным сердцем, кровоточащим от ран, которые трудно было сосчитать. Настоятельница чувствовала, что не в силах справиться с таким избытком боли и что в попытках вернуть мир в душу этой женщины потерпела полное поражение. Наверное, Исабель права. Наверное, Элинор бежала от мира, потому что не способна выдержать столкновение с его ужасной правдой.
— Воистину так, — устало сказала она, — Исабель много страдала.
— Я знала об изнасиловании. — В глазах Юлианы стояли слезы.
— Я тоже узнала, но только после убийства твоего брата.
— Она сказала мне, что беременна от Генри.
— И мне тоже.
Несмотря на холод, на лбу Юлианы заблестели капельки пота.
— Именно тогда она объявила мне, что хочет выйти за моего отца, а не за брата.
— Сожительствовать одновременно с отцом и сыном, пусть даже сношение с последним имело место против ее воли — грех. Даже если Бог и мог бы простить такое, человеческий закон все равно объявил бы ее брак с вашим отцом недействительным из-за изнасилования. — Элинор внутренне поежилась от звука собственного голоса. Ее слова были такими холодными, такими бесцветными на кровавом фоне обжигающих страданий Исабель. — И что ты ей ответила, когда она сказала тебе?
— Я сказала, что она должна выйти замуж за Генри и что другого выбора нет. Если бы она вышла за него, не было бы ничего стыдного в том, чтобы родить вскоре после свадьбы — ведь все давно ждали, что они поженятся. Разделить же постель моего отца означало не только сделать его невольным грешником, а себя — сознательной грешницей, но кроме того жестоко было так использовать и обманывать человека, который был добр к ней, словно к родной дочери.
— Быть изнасилованной Генри, а потом выйти за него замуж, зная, что теперь всю совместную жизнь придется выполнять супружеский долг? А ты сама охотно бы разделила постель с человеком, который надругался над тобой, чтобы потом рожать ему детей и поддерживать его, как жена обязана поддерживать мужа?
Юлиана резко отвернулась.
— Какой был у нее выбор? Расхожая мудрость твердит нам, что ее не могли взять насильно, потому что она понесла, а значит, получила удовольствие, — Она повернула голову и посмотрела прямо на Элинор, при этом ее карие глаза стали темными, словно безлунная ночь. — Не мне спорить с расхожей мудростью, миледи, но говорю еще раз: какой, в самом деле, у нее был выбор? Мужчина может произвести на свет столько ублюдков, сколько хочет, и отдать их жене на воспитание, женщине же стоит родить одного, как ее уже считают шлюхой, если она не выйдет замуж за его отца.
— По тому, с каким гневом ты, Юлиана, говоришь об этом, я могу заключить, что ты посоветовала ей сделать нечто, казавшееся тебе столь же отвратительным, как и ей.
Юлиана подошла к кувшину и налила в чашу вина, однако пить не стала, а молча на него уставилась. Пот с ее лба теперь уже струился по щекам, словно слезы.
— Вы очень наблюдательны и увидели змею, обвившуюся вокруг моего сердца. Да, верно, я сказала Исабель, что у нее нет другого выбора, но только после того, как упомянула о том, что есть способы избавиться от ребенка и что я готова помочь ей найти безопасное лекарство.
Элинор помедлила, потом спокойно сказала:
— Несомненный грех.
Слабая улыбка, мелькнувшая на губах Юлианы, плохо сочеталась с ужасом, который Элинор видела в ее глазах.
— И что она ответила на твое предложение?
— Она отказалась.
Элинор кивнула и отпила вина, главным образом для того, чтобы выиграть время.
— Этим она спасла тебя от еще более тяжкого преступления, — наконец сказала она. Голова Юлианы была опущена, и по ее взгляду Элинор ничего не смогла понять. — Она как-то объяснила свой отказ?
Юлиана нервно рассмеялась, но ужас из ее глаз исчез.
— Она хоть и ненавидела отца, но к ребенку почувствовала любовь.
Это совпадало с тем, что Исабель говорила ей раньше.
— Она рассказала Генри о ребенке?
— Нет, но когда сэр Джеффри заявил, что он — отец ребенка Исабель, Генри заподозрил неправду. У моего брата могло быть много недостатков, но глупым он не был. Он вполне способен был сосчитать месяцы и дни.
Да, недостатки у него были, но слова Юлианы напомнили Элинор еще об одной вещи, которая ее по-прежнему беспокоила.
— Должна сказать, я удивилась, — начала она издалека, — зачем Генри взял ее так грубо. Хотя никакой помолвки не было, он имел все основания надеяться, что они в свое время поженятся. Она не говорила тебе, почему Генри напал на нее?
Некоторые мужчины могут изнасиловать шлюху, купленную за деньги, или чужую жену, имея в виду унизить ее мужа, но Элинор не казалось правдоподобным, чтобы мужчина когда-нибудь надругался над женщиной, которой он дорожит. Хотя Генри был безответственным, своевольным и часто себялюбивым, она не помнила, чтобы в юности он был склонен к жестокости. Элинор легко могла представить себе, как он пристает с просьбами к Исабель, словно скулящий щенок, с которым сравнивал его отец, но она всегда считала, что Генри хочет видеть в Исабель не только подругу любовных игр, но и спутницу жизни.
— Я спрашивала. Она только рассмеялась в ответ. — Юлиана потерла свой кубок, словно хотела начистить его до блеска, и сделала большой глоток. — Тем летом, которое мы все провели вместе, видели вы когда-нибудь, чтобы Исабель вела себя так, как в тот вечер, когда мой отец посмеялся над братом?
Такой поворот и сам вопрос удивили Элинор, но она сама не знала, что и думать о распущенности, с которой Исабель вела себя тогда во время обеда. Так бесстыдно провести рукой по ляжке Роберта не было жестом верной или счастливой жены — и точно так же вряд ли Исабель позволила бы себе нечто подобное тем невинным летом, после которого столько воды утекло. Она покачала головой.