Он выжимал жизнь из этих возможностей.
Привезти с собой мальчика было ударом ниже пояса. Только из-за него я сидела в абсолютной тишине, неспособная задать свой миллион вопросов. Слишком напуганная ребенком или тем, что скажу что-то неправильное и травмирую его до конца жизни.
Тишина в этой машине оглушала. Здесь было так тихо, что, уверена, если хорошенько прислушаться, то можно услышать мое состояние шока. Звук соприкасающихся с асфальтом шин, когда мы прибавили скорость, выехав на трассу, стал облегчением, которое я поприветствовала.
Мужчина, представившийся моим отцом, сидел на пассажирском сиденье спереди. Все в нем было напряженным и твердым, словно камень. На его костюме не было ни складочки, ни пятнышка от пота, и, несмотря на жару и влажность, он не снимал его. Я начала думать, что пиджак был отдельным дышащим существом. Предполагала, что в рукаве живет маленький инопланетянин, контролирующий жизнь сенатора. Он был слишком чертовски идеальным.
Спереди завибрировал телефон.
― Прайс, ― рявкнул сенатор в трубку. Спустя пару секунд бормотания по телефону, он потянулся над головой и нажал на кнопку, после чего перегородка между передними и задними сиденьями машины поднялась, отгородив нас от него.
Я сидела на краю одного из задних сидений. Маленькое тельце мальчика находилось на расстоянии от парня, который представился Таннером.
Моим парнем?
Нет. ЕЁ парнем.
― Знаешь… ― прошептал мне он, а в каштановых глазах заплясал злорадный взгляд. ― Малыш ― та самая причина, по которой они перестали здороваться в ответ на телефонный звонок. ― Я выдавила слабую улыбку, и Таннер снова уставился в окно.
Большую часть времени нашей часовой поездки, когда знала, что он не смотрел, я пялилась на профиль Таннера и желала, чтобы мой изнуренный мозг пролистал потерянные в нем связи в надежде, что сможет найти ту «карточку», в которой речь будет идти о том, кто такой Таннер и каковы были мои чувства к нему.
Хотя Таннер выглядел по-своему хорошо ― со свежим лицом и видом человека, работающего в коммерческой сфере. Но все, о чем я могла думать, глядя на парня, это то, что он… милый. Даже если мы с ним одного возраста, он был всего лишь мальчиком.
Единственное слово, которым я никогда не опишу… его.
Я пока не могла заставить себя думать о нем. Не хотела. Было слишком много всего, что стоило обдумать. Предательство Кинга. Его арест. Я не могла переварить это. Но когда вновь посмотрела на Таннера, то не смогла не сравнить их. Парень был чисто выбритым и загорелым, высоким и худощавым, как мальчик, а его тело было сложенным благодаря плаванию в бассейне, в то время как Кинг был загорелым и татуированным, с постоянной бурей в глазах. Его мускулистое тело выглядело так, будто было сложено благодаря борьбе с самим дьяволом.
Когда не пялилась на Таннера, то знала, что он смотрел на меня, потому что я чувствовала, как своим взглядом он прожигает дыру в моей щеке. Но каждый раз, когда я поворачивала голову, парень отводил глаза и притворялся, что заинтересован видом за окном.
А еще был этот маленький мальчик.
Тот факт, что я могла оказаться его матерью, был абсолютно смехотворным.
В крайнем случае, невозможным.
Но как бы странно это ни звучало, он был единственным в машине, в чем я была уверена.
Мой отец, мой парень и мой сын. Машина была наполнена людьми, которые должны были оказаться моими родственниками, и все равно, помимо этого единственного малыша, каждая фибра моей души говорила, что единственная семья, которая у меня когда-либо была, отдалялась с каждой оставшейся позади милей.
КИНГ.
Может, все было ложью. Каждый кусочек. Кинг говорил, что любил меня. Может, и это было враньем. Я не знала, чему теперь верить.
Не будь просто живой. Живи.
Таковы были его слова.
Поэтому я жила.
И любила.
Злость, которую я испытывала к Кингу за то, что он солгал мне, утихла в ту секунду, когда я увидела разочарование на его лице от понимания ― Макс не было в машине.
И когда детектив затолкал Кинга в авто в наручниках, я почувствовала ослепительную ярость.
Мне хотелось бороться за Кинга. Хотелось быть той, кто вернет ему дочь. Я желала дать ему то, что было в моих силах, но все, что могла сделать ― это наблюдать за ужасной сценой, которая разворачивалась передо мной, пока я была парализована руками сенатора, а они увозили Кинга от меня. Из внутренностей, казалось, выжали жизнь, когда Кинга толкнули головой в машину и увезли куда-то в камеру без окон.
Я говорила правду, когда сказала сенатору, что Кинг меня спас. И я имела в виду не те случаи, когда он избавил меня от Эда или Айзека.
Я подразумевала то, что он спас меня от меня самой.
Никогда не ожидала, что влюблюсь в Кинга. Моего похитителя, мучителя, любовника, друга. Мой мир.
Но я влюбилась.
Мальчик на моих коленях зашевелился. Его короткие вдохи и выдохи согревали мою кожу через рубашку, так как он прижимался своим маленьким носиком к моему животу.
У меня имелись вопросы. Так много вопросов, что голова кружилась еще больше, чем тогда, когда меня подстрелила Никки. Хотелось выкрикнуть их все, словно выстрелить из автоматной очереди, но я не желала пугать круглолицего мальчика, чьи реснички касались щек, пока он спал. Я провела пальцами по его кудрявым волосам, и малыш удовлетворенно вздохнул во сне.
― Не могу поверить, что это ты, Рэй. Я думал, что больше никогда не увижу тебя, и вот ты, сидишь рядом со мной. Ты меня еще не вспомнила? Или его? Хоть что-нибудь? ― спросил Таннер неуверенно. Я подняла взгляд, чтобы встретиться с тем единственным из прошлого, что я вспомнила, ― красивыми каштановыми глазами, которые я видела во сне.
Покачала головой.
― Только твои глаза. Они мне снились. Однажды, ― призналась я.
― Так, значит, я тебе снился, да? ― Таннер поиграл бровями. Он слегка толкнул мое плечо локтем, и я отодвинулась от незнакомого контакта. ― Прости, ― произнес парень, когда увидел мое напряжение. ― Привычка.
― Все нормально, ― ответила я, хотя не была уверена, нормально ли это. ― Мне нужно спросить тебя о нем.
Таннер посмотрел на мальчика с любовью.
― Спрашивай, что хочешь.
― Сколько ему лет? Ты сказал, что мне восемнадцать. Когда это случилось? Как?
― Как? ― Таннер нервно засмеялся. ― Ну, Рэй, когда мужчина и женщина любят друг друга… ― он сделал паузу, когда увидел, что я не улыбаюсь. ― Прости. Я привык шутить с тобой. Ты типа единственная, кто понимает мои шутки или, по крайней мере, понимала, ― Таннер запустил руку в волосы и вздохнул, потянул за шов на кожаном сидении.
Машина остановилась перед большим трехэтажным домом, отделанным яркой розовой штукатуркой. Высокие переплетающиеся колонны выстроились в ряд перед крыльцом, на котором было полно розовых пластиковых фламинго и садовых гномиков различных размеров. Длинная подъездная дорожка заканчивалась перед полосой, которая расходилась в стороны, словно лопасти, и была окрашена в такой же ослепительный оттенок розового. Еще больше розовых фламинго валялось на газоне. Бетонные фонтаны ― тридцать минимум ― были выполнены в разных стилях и разбросаны по двору.
― Мне сюда, ― произнес Таннер, открывая дверь. Он поднял малыша с моих колен, и мое сердце сжалось.
― Подожди, что ты делаешь? ― спросила я, внезапно ощутив панику.
― У него был длинный день. Он привык проводить ночи у тебя дома, но, с тех пор, как ты исчезла, был у меня, ― ответил Таннер. И хоть я и не помнила маленького мальчика, я не могла не почувствовать разочарование от того, что он не ехал со мной. Таннер, скорее всего, ощутил мое расстройство, потому что добавил: ― Но я обещаю, что скоро приеду. Отправляйся домой и осваивайся. Тогда мы сможем поговорить подольше.
Сенатор появился перед нами возле пассажирского сидения.