Потом при свете факелов Филокл и еще два десятка человек бросали камни через реку. Они бросали на дальность и спорили из-за правил: считается ли отскок? Пока наконец, опасаясь вспышки насилия, Киний не приказал всем ольвийцам ложиться спать.
Четвертый день ничем не отличался от остальных: конники из Ольвии упражнялись и устраивали засады, строились и перестраивались, а саки наблюдали и подбадривали их криками, или охотились, или ехали в задумчивом молчании. Неделя в седле и трудности походной жизни закалили всех всадников Левкона: ели в седле, ехали весь день без передышки. В конце дня Киний подъехал к молодому военачальнику. Левкон тяжело переживал поражение в кулачном бою, но вел себя достойно, и все уважали его за это.
— Твои люди молодцы, — сказал Киний. — Ты отличный начальник.
Левкон печально улыбнулся этой похвале.
— Это хорошо, — сказал он. — Потому что моему пути в олимпионики в кулачных боях, кажется, пришел конец. — Потом добавил: — Но спасибо. Я так горжусь ими, что, кажется, лопну или запою.
Киний потер подбородок, где успела отрасти солидная борода. Кожа уже не зудела.
— Я знаю, о чем ты говоришь, — сказал он. И посмотрел на Никия. — Они хороши, верно, старик?
Рядом с Никием вне колонны ехал Эвмен, и, прежде чем ответить, Никий посмотрел на молодого гиперета.
— Лучше, чем я ожидал, — сказал он. И улыбнулся. — Конечно, чего они на самом деле стоят, мы увидим только в бою.
— Не прекращай упражнения, — сказал Киний. — Достигнув совершенства, надо сохранять его.
В четвертый вечер Киний состязался в метании копья с Никием, Киром и одним из самых многообещающих молодых людей. Саки с любопытством наблюдали, как всадники двигались строем, бросая копья то в одну, то в другую сторону. Киний выполнил упражнение, поразил все цели и внимательно наблюдал за подающим надежды молодым человеком, когда увидел, что Страянка села на свою кобылу и мчится по дистанции вслед за парнем. Она держала в руках лук и на каждый бросок копья отвечала двумя стрелами; раскрасневшись от торжества, она под приветственные крики своих воинов миновала последнюю мишень.
Киний собрал копья, намереваясь ответить на ее вызов. Еще два копья он взял у Никия.
Гиперет посмотрел на него в меркнущем свете.
— Умно ли это? — спросил он.
— Спросишь потом, — ответил Киний.
Он остановил лошадь у линии старта и постарался выбросить из головы все посторонние мысли. Страянке все еще рукоплескали воины. Он несколько мгновений смотрел на нее, потом пустил лошадь.
На жеребца он не садился весь день, если не считать утренней разминки, и тот был полон сил. Первое копье Киний метнул удачно — бросок трудный, но мастерский, тяжелое копье вонзилось в мишень — кожаный сакский щит. Второе копье он метнул, минуя цель, и услышал глухой звук: попал. Не глядя туда, он перебросил копье из руки, державшей узду, в другую и бросил — издалека. Это было копье Никия, более легкое, оно высоко взвилось и угодило в верхнюю часть второй мишени, опрокинув щит на землю. Мчась галопом, слишком быстро, чтобы рассуждать, он бросил четвертое копье и перемахнул через щит, вместо того чтобы объезжать его; готовя лошадь к прыжку, подхватил второе копье и что было силы вонзил его в цель. Толпа загомонила, но он был слишком занят — бросал в пятый раз, сосредоточив все внимание на последней мишени и последнем копье. В шаге от щита Киний на мгновение перехватил копье по-другому, пронесся мимо цели, обернулся — если Страянка могла это сделать, он тоже сможет, — и пустил копье назад, в последнюю мишень. Почувствовал, как рвется мышца на шее, ощутил боль, поворачивая на дистанцию, но взрыв голосов в толпе подсказал ему, что боль он испытал не зря.
Он шагом вернулся к Никию. Тот держал над головой второй щит, восторженно крича. Брошенное на скаку копье пробило кожу и дерево так, что черный наконечник на длину руки вышел с обратной стороны щита.
Парстевальт, второй после Страянки по старшинству, обнял Киния, крича что-то на сакском, а потом и Страянка, по-прежнему сидя верхом, обхватила его руками за шею и прижала к себе. Толпа одобрительно завопила.
Эвмен сунул ему чашу с вином. Невидимые руки приготовили венки, и Киний обнаружил, что сидит на коврах и на голове у него венок. Рядом на плаще сидела Страянка, тоже в венке поверх распущенных волос — мускулистая нимфа.
Остальные соревнования они смотрели вместе. Он вдруг взял ее за руку; Страянка повернулась к нему, широко раскрыв глаза с огромными зрачками, и провела большим пальцем по его ладони. Не обращая внимания на окружающих, она гладила его руку, повертывая ее вверх и вниз, и Киний присоединился к ее игре — гладил ее руку, сравнивая мозоли на ладони с мягким бархатом тыльной стороны, осмелившись притронуться к ее запястью, как будто это гораздо более укромное место.