Он недобро улыбнулся.
— Конечно, все это еще больше замедлит их продвижение. — Он допил свой сидр. — А мы не понесем при этом больших потерь. Македонцам этот поход обойдется в огромные деньги. И возможности повторить его у Зоприона никогда не будет. Он покроет себя позором.
Кам Бакка медленно кивнула, потом покачала головой.
— Но, конечно, господин Зоприон все это понимает.
Киний кивнул.
— Да.
— Поэтому, как только начнутся наши нападения, он разгадает нашу стратегию и поведет себя как загнанный раненый зверь.
Она посмотрела не на Киния, а на Филокла. Потом на Страянку.
Филокл встретил ее взгляд.
— Да. Вероятно, пройдет несколько дней, прежде чем его отчаяние передастся его военачальникам. Но да.
— Значит, он не станет позорно отступать. Напротив, он двинется вперед. И, если сможет, навяжет нам битву. — Кам Бакка встала на колени. — Даже если ему придется безрассудно рисковать своими людьми и припасами.
Все греки закивали.
Кам Бакка кивнула, словно себе самой.
— Раненый вепрь убивает охотников. Вепрь, у которого нет надежды, убивает царей.
— Ого! — пробормотал Никий.
Страянка повернула голову к Кам Бакке.
— Достопочтенная, нам не стоит его бояться. Когда мы соберем всех воинов…
Кам Бакка протянула руку и коснулась ее лица.
— …Мы, все равно можем проиграть. Тогда все, кто собрался в этом круге, будут лежать мертвые под луной… — Она замолчала и закрыла глаза.
Царь внимательно наблюдал за ней.
— Это пророчество?
Она открыла глаза.
— Все взвешено на острие меча. Я ведь уже сказала.
Киний заговорил с убежденностью человека, который вынужден высказываться против своей воли:
— Такую битву мы не выиграем.
Заговорила Страянка — без гнева, но с большой силой. Царь переводил ее слова:
— Ты говоришь так, словно он Александр! — говорил царь, повторяя жесты Страянки. — А что если он сделает неверный выбор? Что если отступит? — Пока царь переводил, Киний наблюдал за ее лицом. — Ты никогда не видел нас в бою, Киний. Думаешь, мы трусы? — Она вскинула сжатый кулак. — Может, нам и не хватает послушания, которое есть у вас, но мы сильны.
Киний покачал головой. У него не очень получалось не смотреть на нее, но он держал себя в руках, когда заговорил.
— Зоприон не Александр. Хвала богам, он дюжинный военачальник, не особенно даровитый. Но и самый плохой македонский воин знает, как провести такую кампанию. В Греции у нас есть книги, в которых говорится, что делать, даже если нет ветеранов, чтобы научить. — Он нахмурился. — Я никогда не видел, как вы сражаетесь, но знаю, что вы смелы. Однако никакая смелость не прорвет фронт таксиса.
Царь перевел его слова и посмотрел на них обоих.
— Киний, в словах дочери сестры моего отца больше истины, чем тебе кажется. Ты никогда не видел нас в битве. Ты не знаешь, на что мы способны. — Он повернулся к Страянке. — Но, как я уже сказал, Киний рассуждает как царь. Битва — риск. Война — опасность. Зачем искушать судьбу?
Он посмотрел на Матракса, который кивнул так, что черная с сединой борода, лежавшая на груди, поднялась и опустилась.
— Я не додумался уничтожить переправу у Антифилии, — продолжая царь. — И не знал, как велик может быть флот Зоприона. Но в остальном — разве не этот замысел мы обсуждали зимой? А ты, моя госпожа, — разве я не говорил тебе, что Киний найдет еще множество доводов в пользу осторожности?
Матракс осушил свою чашу и рыгнул.
— Лучше, — заговорил он, и Киний обнаружил, что понимает его слова до перевода Ателия, — когда он достигнет определенного места, начать беспокоить его. И если он не отступит, мы предложим покорность. — Он улыбнулся. — Только глупец откажется от нас.
Кам Бакка села на корточки и отпила вина.
— Он нам откажет, — сказала она. — Я это видела.
Страянка резко повернула голову. Она наконец заговорила, с той же яростью, с какой распекала провинившихся воинов. Говорила она быстро, звонким голосом, и Киний не понимал ни слова.
Эвмен покачал головой, запутавшись в ее стремительной речи. Даже Ателий мешкал.
Им на помощь пришел царь.
— Она говорит, что если Кам Бакка уже видела отвержение, мы можем избавиться от позора предлагать покорность и докажем Кинию, что он ошибается насчет битвы. — На Киния он старался не смотреть. — Она сказала кое-что еще, но это лучше пусть останется между ней и Кам Баккой. Хотя я ей отвечу. — Он быстро заговорил на сакском, потом сказал на греческом: — Я царь. Кам Бакка часто бывает права, но сама говорит, что будущее подобно воску и чем этот воск ближе к пламени, тем он изменчивей. Она удивлена. Я тоже удивлен.