Выбрать главу

Никий пожал плечами.

— Бывает, — сказал он. Он смотрел, как юный Клио и еще двое молодых людей по пояс в ледяной воде поворачивают колеса повозки. — Они больше не похожи на юнцов-богатеев.

Двадцать минут спустя, когда переправлялась последняя повозка, вернулся Ателий и доложил, что показался передовой отряд гетов. Киний посмотрел на небо — дождь все шел, — потом на переправу. Никию он сказал:

— Думаю, получится.

Никий кутался в плащ.

— А ты сомневался, гиппарх?

Киний покачал головой.

— Да. — Он махнул Левкону. — Переводи своих людей. Никомед, пусть садятся верхом и прикрывают их. Геты приближаются.

Кто-то потянул его за правую ногу, и он увидел кузнеца.

— Что? — спросил он по-сакски.

Кузнец указал на небольшую рощу у разлившейся реки.

— Умереть здесь, — сказал он. — Ты переходить.

Киний вытер лицо.

— Нет. Никто не умрет здесь. Слишком сильный дождь. Переправляйтесь.

Тот упрямо стоял на своем:

— Умереть здесь.

Киний покачал головой. Он подозвал Ателия.

— Напомни ему, что идет дождь. Скажи, что тетивы у них промокли. Скажи, что едва ли он убьет хоть одного гета — и все это будет впустую, потому что геты не станут пересекать ручей. Скоро стемнеет.

Ателий переводил быстро, жестикулируя сильнее обычного. Киний подумал, что скиф говорит с большим чувством. Ателий очень высоко ценил кузнеца.

Кузнец наконец кивнул. Положил топор на плечо и направился к броду; его друзья гуськом двинулись за ним и вслед за людьми Левкона вступили в поднимающуюся воду.

Киний подъехал к Никомеду. Геты были еще далеко, а брод свободен.

— Вам лучше переправиться, — сказал Киний.

Никомед устало улыбнулся.

— Тебе не понадобится повторять это дважды.

Показались два лазутчика из клана Жестокие Руки, один скакал с севера, другой с юга. Оба на ходу, не останавливаясь, оборачивались и стреляли. Ателий гикнул и поскакал вперед.

Никомед покачал головой.

— Это меняет наши планы?

— Нет, — ответил Киний. — Переправляйся.

Он сидел под дождем и смотрел, как саки — всего трое — сдерживают наступление гетов; у тех мало луков, да и стрелять в дождь они не могут. Несмотря на все усилия воинов, старавшихся сохранить тетивы сухими, те отсыревали; тем не менее саки успели свалить по два-три воина, замедлив продвижение гетов. Драгоценный свет быстро убывал, сменяясь ночью. Все трое беспрепятственно проехали к броду. Геты были в двух стадиях; несмотря на дождь и сгущающуюся темноту, они были хорошо видны.

Вчетвером они вошли в воду. Через десять шагов Киний обхватил руками шею лошади, освободился от седла, и уродливая гетская лошадь, сильная, как бык, переправилась на противоположный берег, окатив их обоих грязью, когда отряхнулась, как собака.

Синды вырубали стволы — как оказалось, скорее колья; выжав плащ и стараясь согреться, Киний смотрел, как они втыкают эти колья в берег; таким образом, выход с брода оказался закрыт частоколом высотой по грудь лошади.

Киний подъехал к военачальникам.

— Геты безумны — с них станется начать переправу, если не сейчас, то через час после того, как прекратится дождь. Мы задержим их здесь. Лучшего места нам не найти. — Кузнецу он сказал: — Передай людям в повозках, что мы выступим до рассвета. Повозки бросим — все мужчины и женщины поедут на запасных лошадях. Никакой поклажи, и перед уходом не гасите костры. — Он посмотрел на Ателия. — Геты могут напасть ночью?

Ателий с презрительной усмешкой пожал плечами, как будто суеверия гетов были недостойны его внимания.

Киний осмотрелся.

— Пусть лазутчики проедут вверх и вниз по ручью на десять стадий; пусть ищут другой брод. Если найдут, мы уходим. Половина отрядов постоянно на страже — по два часа, в очередь. Приготовьте горячую пищу для всех, потом спать. Под открытым небом.

— В грязи? — спросил Эвмен.

— Совершенно верно. Если ты недостаточно устал, чтобы спать в грязи, ты не устал. Парни Левкона знают, как жаться друг к другу. Пусть научат отцов. Выступаем перед рассветом. Есть вопросы?

Вопросов не было. Никомед почти уснул в седле.

Рабы и синды готовили еду быстрее и лучше ольвийцев — в основном водянистую похлебку из кореньев и мяса, после тяжелого дня тем не менее показавшуюся амброзией; его ели с черствым, испеченным девять дней назад хлебом. Киний поел и передал свою миску Никию, чтобы тот тоже перекусил.

— Разбуди меня, если дождь прекратится, — сказал он, лег рядом с Эвменом и Левконом, и раскисшая земля приняла его в свои ледяные объятия. Это было ужасно, потом всего-навсего неудобно, а потом он уснул.