Саша бежит к маме. Хватает ее за халат.
– Мама, мама! Пусти меня к нему на улицу, пожалуйста!
– Что тебе надо? К кому пустить?
– Динозаврик, он на улице, он умирает! Мама, я должен пойти к нему, ему нехорошо. Я больше не могу смотреть на это.
– Так скажи ему, чтобы ушел!
– Нет, мама, он не может уйти. Он ждет меня. Я должен помочь. Он хочет, чтобы я ушел вместе с ним. Он хочет, чтобы я ушел.
– Куда это?
– Не знаю.
Отсюда.
– Так, папа придет, пусть он с тобой разбирается.
– Нет, пожалуйста, мама, пусть папа не придет. Папа плохой, он делает мне больно.
Саша просит.
Саша просил.
но и в этот раз,
подобно тому, как
чтобы сломать сломанного,
чтобы разбить разбитого,
чтобы привести в действие самоубийцу —
нужно вместо помощи предложить ему денег,
мама ответила мальчику самое страшное из всего, что могла:
иди в комнату.
Но в мировой клетке. В клетке мира. В комнате. Когда чувствуешь, что жизнь закончилась, но она продолжается, но она закончилось. Человек несмотря ни на что. Несмотря ни на что, несмотря на клетку, несмотря на конец, несмотря на людей, есть Человек. Человек несмотря ни на что. Он живет дальше смерти, дольше жизни. Саша со слезами идет в комнату.
каждый чувствует себя, как хомяк в клетке,
по которой он бегает,
а клетка все меньше и меньше,
а каждый не знает, что делать, что делает. Жизнь каждого заслуживает такого глупого описания. Потому что эта метафора так же банальна, как и жизнь каждого. Но не тираннозавра.
Когда же это закончится? Вопросом задаются взрослые, задаются дети. Только Бог знает. Что-то Бог знает слишком много. Да. Только где он? – Вот, в чем вопрос. Все меняется быстрее, чем люди успевают говорить об этом. Но одно остается неизменным: Бога нет. Детям никто не способен помочь и не должен.
мальчик вбегает в комнату.
впору порох после боя
вдохнуть
и задышать по-новому.
но
Саша не воин,
Саша воет.
Однако, если мальчики не могут быть мужчинами, то кто тогда вообще на это способен? Судьба мужчин в руках ребенка. Смысл в том, чтобы выжить. Воля к жизни – это костная реакция на перелом. Без травмы нет личности. Нас рожают травмы. Травмы живут наши жизни. Быстрое лечение, как у птицы. Невероятная иммунная система, как у аллигатора. Но это не все. Есть еще третье.
Так как Тирекс не был холоднокровным животным и мог поддерживать крайне высокую температуру тела, – Тирекс теплый, даже горячий. – Он был вынужден постоянно есть. Но если был ранен, то кто-то приносил ему пищу: либо члены семьи, либо члены стаи. Семьи? Стаи? И хоть большинством ученых оспаривается стайность тираннозавров. Раскопки у Драмхеллера доказывают обратное. Там было найдено свыше десятка скелетов предков Тирексов – Альбертозавров. Среди них как малолетние, так и крупные особи. В момент смерти они были вместе. А это значит, что тираннозавры были социальными животными. Они создавали семьи, подобно птицам, и охотились сообща.
Рексу позволяют выжить три вещи. Третье – это семья. Последняя деталь. Пока он ранен, кто-то лижет его раны. Три составляющие. Три. Этот зверь так силен, потому что не может быть убит, хоть и должен умирать.
Замереть. Все они смеялись и говорили, что динозавров никогда не было. И теперь Саша видит одного из них. Лучшего, сильнейшего. Окровавленная гигантская птица. Задние конечности стерты о каменный пол. Замереть. С замиранием мальчик наблюдает за его страданием. Глядит на сомкнутость его век, на то, как тот ослабевает. Повернись, пожалуйста, посмотри на меня. Сердце мальчика не хочет биться. Ему нужен кто-то, ему надо домой, но у него нет дома.
Все попытки собрать горячие мысли в холодный кулак оборачивается тем, что мысли сплетаются в клубок зубастых червей. И жрут тебя, жрут тебя, жрут тебя. И вдруг зверь дарит Саше свой последний взгляд. Глаза в глаза. В нем рыдает вечная печаль. Их глаза застывают в объятиях. Зрачки больше не ползают по лимонной орбите. У зверя останавливается дыхание.
Нет! Нет! Нет. Осталось всего ничего. Папа вот-вот придет. С минуты на минуту. Нужно бежать! Шестьдесят шесть миллионов лет назад. В окружении давно умерших джунглей. Поздний Меловой период. Северная Америка. Мир тогда был совсем иным. Мир всегда иной. Страдания тогда были огромными, все тогда было огромным. Гигантская борьба сотрясает почву. Исполинская кровожадная смерть ходит по земле с тридцатисантиметровыми клыками. Здесь его дом.