Саша видит все вещи глазами сверхзверя. Саша плачет древним дождем. Всю его жизнь до песчаных подробностей. И этот бой, и тот миг, когда его конечности утянуты в пески папоротников. Напротив зверя – другой, враг. Два сверххищника вгрызаются друг в друга. Все их силы и гнев – пущены по толстым венам. Но враг оказывается хитрей. Он узнает тот момент, когда может вонзиться в хвост. Пила делает свое дело. Хлещет кровь, покрывая напуганные лица папоротников. У кости нет больше сил, она сдается. Каждую клетку атакует невозможная боль. Хвост падает на сырую почву. Рекс падает вслед за хвостом. Если зверь сейчас же не встанет, то будет съеден. Он больше не может. Видимо, это все.
Что-то невероятно сильное бьет в дверь. Несколько невыносимых раз. Древний ужас рвется в квартиру толчками. Рыдает звонок. Отец пришел.
Время иссякло, как воздух в гробу. То, что осталось – последний глоток под землей. А дальше: жестокая, как судорога – смерть от удушья.
и что?
чужой среди чужих.
чужой среди своих.
никому не нужный.
с энциклопедией никому не нужных историй о мире.
он мог бы остаться в комнате.
так Саша был бы не виноват.
и оставалось бы еще пространство для маневра.
но для какого?
сломать себе позвоночник?
выбор.
это его шанс на выбор
и он его использует.
Как только ухо мальчика слышит звонок. И мурашки зудят от ужаса. Мальчик несется к дверной ручке комнаты. Из тьмы на свет. Лампочные лучи полнят глаза. Кажется, удивлена не одна только мама, но и мамин халат. Неужели Саша бежит встречать отца? Да!
Пасть двери распахивается. Стоящая возле дверной глотки мать не понимает. Что происходит? Саша нагибает голову и прыгает в окно между рукой и торсом отца, которые встречаются и становятся прямым углом – подмышкой. Мальчик пролетает мимо и вырывается в открытое небо подъезда.
Недоумевающая рука отца тянется, тянется, тянется, длинится, чтобы ухватить сына за спину, за кожу, за мышцы – и метр, и два, и три в длину – как спагетти. Ты куда?! Ты куда! – Но рукам отца ничто не подвластно. Не существует никаких расстояний, когда ты летишь. Саша летит. Вот так вот просто.
Зверь лежит без сил. Кровь успокоилась. Сгладилась штилем на порванной коже. Он смог подняться. Он смог убежать. Но. Ему все еще больно. Нет, не все еще. Теперь. Теперь ему больно.
Он рухнул в свалку кустарников. Среди огромных деревьев древнего леса. Где почти что нет света. И худшее, что его ждет, – это голод. Но зверь не может охотиться. Ведь хвост это все. Без хвоста он не сможет поймать никого. Без хвоста не встать, без хвоста не бежать, не повернуться, не жить. И голодать он не может, иначе умрет.
Саша падает вниз по ступенькам. Свободный, как заключенный. Мальчик летит, как скала, между старых дверей и дыр на стенах, заткнутых бетоном и монтажной пеной. Он еще не отрастил себе крылья, но скоро. Скоро он вырвется из лестничной клетки.
Все кончено. Зверь спасся, но теперь умрет от голода. Горящие веки еще шевелятся. Но чем больше приходит свет, чтобы порезать глаза, тем дальше уползает надежда. Его найдут, и добьют, и съедят, и.
И вот, он видит, как в мутной жиже юного рассвета. С ореолом рассветных лучей вокруг громадного тела. Толстенные когти, бороздящие землю. Утиные, малютные лапки. Зуб за зубом, засевшие в дряхлой мертвой плоти. Туша в гигантских ножах. С первым лучом света. Это другой. Вернее, другая. Его другая. Его спасение. Его семья. Она убила, чтобы он – ел. Она живет, чтобы он – жил. Последний шаг. Саша выбегает во двор, а там ничего нет.
Спокойной ночи
прости
стихи это кишки
вываленные на бумагу
на
подержи
текст это тело
истекающее буквами
ключ вытащила
завтра рано вставать
уже ложусь
не забудь купить туалетную бумагу
люблю
Р-ад
цветы порхают по земле
ветер плывет красиво
мимо
мысли тают навстречу весне
тонкая нитка улыбки
я рад быть здесь
паралич мышц лица
не знаю
что сказать
зрачки прячутся в белках
я правда рад
Послесловие
бороться до последнего всего
до последней поломанной кости
до последней мурлычущей мышцы
до последней слезы
плачущей о том как она любит любить
до последнего нерва
желающего погибнуть
до последней боли
окрашивающей черное в белое
до последнего сухожилия
порезанного выбором
до последней мысли о чем-то
красивом
спать до последнего пробуждения
до последней судороги – жить