И позвали судьи священника, который явился с дарохранительницей и распятием. Вошел он в шатер к рыцарю и так сказал:
Рыцарь, не будьте жестоким к Господу вашему, создавшему вас по образу своему и подобию, ибо простил Он тем, кто смерти предал Его, простите же и вы то, что по доброй воле простить обязаны.
Увидев чудное распятие, упал рыцарь на колени и сотворил молитву. Потом сказал он:
Господи, простил Ты тех, кто убил Тебя, но не хочу я простить и не прощу я предателя гнусного и клятвопреступника Тиранта Белого.
Вошли судьи в шатер Тиранта и спросили, не хочет ли он посетить своего противника. И сказал Тирант:
Говорили ли вы с тем, кто вызвал меня на бой?
И ответили они, что говорили.
Скажу я как защищающийся, — сказал Тирант. — Ежели хочет рыцарь боя, готов я, ежели хочет мира — и на то готов. Пусть решает так, как больше нравится и как ему надежнее, а я всем буду доволен.
Судьи, услышав такой ответ Тиранта, вернулись к рыцарю и сказали ему:
Говорили мы с Тирантом, и обещал он сделать все так, как мы присудим, а потому вновь желаем мы просить вас предоставить нам решить это дело, и, с помощью Божией, честь ваша будет спасена.
Не по нраву мне, — сказал рыцарь, — желание ваше раздражить того, кто и так уже раздражен донельзя! Довольно слов вы мне наговорили, и, сколько бы еще ни сказали, будет все понапрасну.
И сказал тут один из судей:
Уйдем отсюда, не сговориться нам подобру с этим безжалостным человеком.
И ушли судьи, недовольные рыцарем. С каждой стороны поля провели они по три черты и поставили рыцарей по солнцу, как это полагалось, чтобы не слепило глаза одному более, чем другому. А закончив это, взошли судьи на помост, и по всем четырем сторонам арены возвестили, что никто не смеет говорить, кашлять или подавать какие-либо знаки под страхом смерти. А за ареной велели соорудить три виселицы.
Как было все это сделано, протрубила труба, убрали палатки и поставили рыцарей за первой чертой. По четверо судей стали рядом с одним рыцарем и с другим, и держали они копья перед рыцарями, двое с одной стороны и двое с другой, дабы сдержать их на месте и не позволить заступить за черту, и стояли те на равных; копья же были опущены вдоль тела, чтоб не помешать копью рыцарей, или же топорику, или другому оружию в руках у рыцарей.
Долго стояли они за первой чертой, но вновь затрубил трубач с самой вершины помоста, где находились король и судьи, и только лишь прозвучал этот мрачный призыв, сказал один герольд: «Пустите же их, и пусть выполнят свой долг». И перевели рыцарей за вторую черту. Вскоре вновь затрубила труба, и перевели их за третью черту, так что один стоял прямо против другого, а как третий раз протрубила труба, сказал герольд: «Пустите их на бой». И судьи подняли копья над головой и отпустили рыцарей.
Лишь только это случилось, Томас Мунтальбанский остановился и замер, а Тирант, увидев, что не двигается его противник, поворотился в сторону и стал прохаживаться по арене. Противник же его, постояв немного, словно в задумчивости, вдруг бросился к Тиранту со словами:
Поворотись, предатель!
А Тирант ответил:
Лжешь, и за то сражу я тебя.
И начался меж ними бой жаркий и трудный. Соперник был такого громадного роста и так силен, что обрушивал на Тиранта сильнейшие удары, а тот пригибался все ниже. Долго так они бились, и казалось всем, что худо бьется Тирант: пришлось ему перейти в оборону, и вскоре такой силы удар обрушил рыцарь ему на шлем, что упал Тирант на оба колена. Однако, стоя на коленях, ударил Тирант противника топориком в пах и ранил, ибо не было на рыцарях по дольной кольчуги. Тотчас же поднялся Тирант, и вновь пошел меж ними жестокий и тяжкий бой: раненый рыцарь желал как можно скорее покончить с противником, боясь, что истечет кровью, а потому ударил Тиранта в забрало с такою силой, что пробил его, и застряло там острие топора, дойдя Тиранту почта до шеи и нанеся ему неглубокую рану. Так с застрявшим в доспехах топором оттащил рыцарь Тиранта с середины поля и, прижав спиною к частоколу, крепко держал его, Тирант же не мог пошевелить ни рукой, ни ногой.
А ведь известно вашей милости, что в битвах по французскому обычаю, ежели один из противников окажется ногою, либо рукою, либо ладонью за пределами поля, должен судья приказать, чтобы отрубили ему ногу или руку, а потому в ту минуту недорого ценил я жизнь Тиранта. И так, как описал я, они стояли, но никак не мог рыцарь вытолкнуть Тиранта за пределы поля, и тогда, левой рукою крепко держа его и всем телом прижимая к частоколу, свободной правой рукою открыл он его забрало и принялся латной рукавицей ударять ему в лицо, говоря: