— Это не моя вина, чародей.
— Нет, но тем не менее все произошло именно так.
— Значит, ты просишь моего разрешения испробовать свой план?
— Нет.
— Нет?
— Мы уже начали.
— И ты осмелился сделать это, когда я запретил?
— Ты наш лидер, Аэнарион. Но мы не твои рабы. Пришло время для последнего броска кости.
— Я буду решать, когда это время наступит!
— Для чего-то иного уже слишком поздно, Король-Феникс. Если не сейчас — то уже никогда. Враг станет слишком силен. Возможно, уже стал…
— Если ты решил пойти наперекор моей воле, зачем утруждать себя сообщением об этом?
— Потому что демоны чуют нашу цель и пытаются остановить нас, а у нас нет сил помешать им.
— Значит, ты хочешь, чтобы я и моя армия защитили тебя, несмотря на твое неповиновение.
— Мы все — один народ. Это будет последний бой эльфов. И если ты не хочешь участвовать в нем, что ж, это твой выбор.
— Будут и другие бои.
— Нет. Этот станет последним. Если у нас что-то пойдет не так с заклинанием, линии разлома под Ултуаном разойдутся и континент погрузится в пучину, топя наших врагов. Возможно, тогда и всему миру придет конец.
— И все-таки ты продолжаешь свое дело.
— Иного выбора нет, Аэнарион. Когда-то ты сказал мне, что мой совет — совет отчаяния и ты найдешь другой способ выиграть эту войну. Ты это сделал?
Аэнариону хотелось швырнуть слова мага обратно ему в лицо, но для этого эльф был слишком горд и слишком порядочен. Он лишь тряхнул головой.
— Ты придешь на Остров Мертвых? Ты нужен нам.
— Я подумаю.
— Не раздумывай слишком долго, Король-Феникс.
Каледор скрестил руки на груди, поклонился и исчез. В этот же момент Морати открыла глаза — и закричала.
Аэнарион повернулся к жене, которая смотрела на него как на призрака.
— Ты не мертв, спасибо всем богам, — выдохнула она.
— Очевидно, нет.
— Не шути с такими вещами, Аэнарион. Ты знаешь, я вижу будущее, и сегодня во сне мне было видение. Видение грядущей битвы. Если ты примешь в ней участие, то погибнешь.
— И?
— Если ты покинешь меня, то умрешь.
Он мрачно смотрел на нее, желая спросить, откуда она знает, и не осмеливаясь. Он боялся ответа, боялся того, что ему придется сделать, услышав его.
Морати изучала их врагов очень долго и, как подозревал Аэнарион, слишком уж тщательно, слишком близко. Иногда он даже сомневался в истинности ее преданности, зная только, что она смотрит на него точно так же, как он смотрит на нее, со смесью похоти, уважения, ненависти и злости. О, то было мощное, пьянящее варево, питавшее много памятных дней — и еще больше памятных ночей.
— Все умирают, — заметил он.
— Только не я, — уверенно отрезала она. — И твой сын Малекит не умрет. А если ты будешь слушать меня, то и ты не умрешь никогда. Если ты сегодня уйдешь, то поплатишься бессмертием. Останься со мной — и живи вечно.
Она протянула к нему руки. На миг Аэнариону даже показалось, что она действительно собирается умолять, чего не делала никогда. И все же…
— Это невозможно, — торопливо проговорил он, разрушая чары момента.
— Ты Король-Феникс. Для тебя нет ничего невозможного.
— Кем бы я ни был, прежде всего я воин, и сегодняшний день, возможно, станет днем последнего боя эльфов.
— Ты собираешься помочь этому дураку Каледору с его безумным планом.
Теперь она рассердилась, но гнев не обезобразил ее. Напротив, сделал еще более прекрасной… и еще более опасной. Аэнарион безбоязненно смотрел на жену. Она никогда не пугала его — и, пожалуй, это ее интриговало. Он, вероятно, был единственным, кого не страшила ее ярость.
— Другого способа победить в войне нет. Теперь я это знаю, — спокойно сказал он, понимая, что так еще сильнее подстрекает Морати.
— А я говорю: если уйдешь, то умрешь.
Он пожал плечами и принялся облачаться в доспехи, произнося слова, пробуждающие дремлющую энергию. Едва застежки защелкнулись, титанические мерцающие поля защитной магии окружили его. Могучие заклятья увеличили его и без того огромные силы, создав между ним и женой столь нужный в этот момент барьер.
Она шагнула к нему, умоляюще протянув руки:
— Прошу, останься со мной. Я не хочу потерять тебя навсегда.
Ее красота, как всегда, ошеломляла. Едва ли когда-либо на свете существовала женщина прелестнее Морати. И все же ее очарование не тронуло Аэнариона. Оно не имело над ним власти. Никогда не имело. Возможно, именно в этом и заключался секрет его власти над ней. Другие эльфы могли сходить с ума от страсти и похоти, глядя на нее. Но не он. Его холодность она пробить не могла — однако пробовать не переставала.