Стул рядом с ним был свободен, но она села напротив.
Он подумал, что надо было выбрать другое кафе, подальше от дома, хотя в происходящем не было ничего предосудительного. И не будет. Завершающий и объясняющий разговор. Что может быть невиннее?
Они сидели напротив друг друга, подруга его дочери, которая на самом деле не была ее подругой, и Хофмейстер.
— Это моего дедушки, — сказала она и потерла пальцами ткань на рубашке.
— Вот как? Ты часто носишь одежду своего дедушки?
— Я еще ношу вещи моего отца.
Она посмотрела на него дерзко, но не вызывающе. Немного высокомерно, но при этом естественно, как будто сожалела, что мир не нуждался в ее одобрении.
— Как дела?
— У кого?
— У тебя, — улыбнулся Хофмейстер. — Конечно же, у тебя, Эстер.
— Хорошо.
— Что будешь пить?
— Давайте красное вино.
Он заказал для Эстер бокал красного вина и, хотя сам собирался ограничиться кофе, заказал вина и себе. Ведь был уже почти вечер, можно сказать. Он аккуратно сложил газету. Война с терроризмом по-прежнему продолжалась.
Когда они оба отпили вина, он вдруг почувствовал себя намного спокойнее, что его удивило. Он был на редкость спокойным. И как будто снова немного живым.
О том, что случилось в сарае, они не говорили. Так было лучше. Что говорить о том, что случилось и прошло.
— Какие у тебя планы? — спросил он. — Получается отрицать любовь?
— У меня каникулы. Я ничего не делаю. У меня много времени. У меня в ежедневнике одни белые пятна. — Она сделала большой глоток вина, облизала губы и спросила: — А как Тирза?
Он кивнул:
— Хорошо. Отлично. Она сейчас у своего друга. Собирается в путешествие. В Африку.
Разговор шел совсем не так, как он запланировал, не так, как он себе представлял.
— Может, ты помнишь, — сказал он и стал говорить все тише, как будто собирался раскрыть ей какую-то тайну, — что я когда-то давно собирался отказаться от любви, объявить ее мертвой. Это должен был быть настоящий проект, с подробными описаниями, планом действий, такой мощный научный труд. Серьезно обоснованный. С весомыми доказательствами.
— И что?..
— В моем архиве еще осталось много материалов, если вдруг тебе интересно, если ты хотела бы углубиться в эту тему.
Она медленно покачала головой, снова как будто немного высокомерно.
— Нет, господин Хофмейстер, — сказала она, — я не собираюсь писать никаких трудов. Я просто знаю, как все есть на самом деле. И этого мне достаточно.
Они посмотрели на прохожих. На проезжающие мимо трамваи. Такси.
К своему собственному удивлению, он вдруг сказал:
— Мне приятна твоя компания. — И тут же исправился: — Я нахожу твои идеи такими свежими и интересными.
Она опять покачала головой:
— У меня нет никаких идей. Я просто знаю, как все устроено.
Из нагрудного кармана дедушкиной рубашки она достала шестьдесят евро и положила на стол.
— Сдача, — сказала она.
— Ах да, это… Это совсем не важно.
— Но я же за этим приехала. — Она посмотрела на него с упреком.
— Я просто хотел все объяснить тебе, Эстер. Я, разумеется, отец Тирзы, я практически исключительно отец Тирзы, это самое главное, но помимо главного у меня есть еще и второстепенное, разные маленькие, не очень важные дела. И я — человек, которому нравится твоя компания.
Конечно, он мог бы выразиться и получше, но мог и намного хуже. Так что она должна была остаться довольной и такой версией.
Он уже не испугался собственных слов. Этот разговор принес ему облегчение.
— Мне пора, — сказала она. — Мне нравится много быть одной. Когда я просыпаюсь, я сначала сажусь на пол и глажу себя. Полчаса. — Как тогда в сарае, она погладила себя пару раз по руке, сосредоточенно и старательно. — Я надеюсь, что вас не разочаровала.
— Может, мы уже перейдем на «ты»?
— Я надеюсь, я тебя не разочаровала.
— Вовсе нет. Я просто хотел сказать тебе то, что сказал. Вот и все.
Она поднялась.
— Я еще кое-что принес тебе. Просто мелочь. — Он открыл портфель и достал маленькую черную книжку в мягком переплете. — К сожалению, я смог найти ее только на немецком языке. Это «Was ist Kunst?», рассуждения писателя Толстого, но тебе можно просто заменить слово «искусство» на слово «любовь». Это на самом деле его прощание с искусством.
— Я по-немецки не читаю.
— Может, когда-нибудь потом.
Она взяла книжку, один раз поцеловала его в щеку и вышла из кафе. Он посмотрел ей вслед, как она идет в сторону Концертхебау. Только сейчас он увидел, что дедушкина рубашка ужасно велика ей.