Она высвободится из его объятий. «Нам пора», — скажет она.
«У вас полно времени».
«Нам еще идти до выхода на посадку».
Он проводит их до таможни.
Там будет длинная очередь.
Когда таможенник вернет ей паспорт, она еще раз обернется, чтобы помахать своему отцу. И он помашет ей в ответ, и будет махать и махать, даже когда они скроются из вида, он будет махать и махать. Он столько раз видел это в Схипхоле. Он знает, как правильно.
Когда почти стемнело, он понял, что Тирза и ее парень попросту заснули. Он вышел в коридор и еще раз позвал их, но они так и не ответили. Ему придется съесть все одному. В этом было все хамство Мохаммеда Атты: делать все, как ему удобно, использовать, но при этом ничего не давать взамен. Никакой вежливости. Никакого понимания. Хофмейстер подумал об Иби и ее парне. Те в последнее время тоже не утруждали себя появлениями к ужину. Вот оно, влияние иноземцев. Антисоциальное поведение.
Перед едой он налил себе еще бокал вина. Потом сел за стол и стал смотреть в сад, который когда-то принадлежал его родителям. Сад, в котором играли маленькие Иби и Тирза. Он снова представил себе день, который наступит. Потому что, как следует подготовившись, он сможет лучше справиться со слезами, он не допустит слез, они ни к чему. Они отвратительны.
В два часа ночи он вдруг проснулся. Ему не спалось. Осторожно, чтобы никого не разбудить, он спустился по лестнице. Хофмейстер открыл бутылку вина, итальянского гевюрцтраминера, и быстро выпил полный стакан, как будто кто-то мог его застать за этим.
Он вдруг испугался, что теряет рассудок, ему нужно было чем-то занять себя, чтобы успокоиться. В одних трусах он вышел в сад. Дождь наконец прекратился. От лампы на кухне было достаточно света. И он начал приводить сад в порядок. Он все сделал заново. Убрал траву, пересадил цветы, кусты. Выровнял землю, заново посеял газон. Да, ему стало лучше. Он работал с таким усердием, что даже без одежды ему не было холодно.
Через час он вернулся на кухню и открыл еще одну бутылку вина, хотя первая была еще почти полной. Ему нечего было бояться, Тирза непременно вернется из Африки. Эпизод без Тирзы будет просто коротким эпизодом, переживет этот эпизод.
Когда он закончил работать в саду, уже светало. Он почистил и вымыл все инструменты и разложил их на полу в кухне, чтобы просохли. Из-за своей неуемной страсти к порядку он навел чистоту в коридоре и в гостиной, как будто к ним в любой момент могли нагрянуть гости. Немного полистал Коран. Удивительная книга для удивительных людей.
Потом он прилег на кровать. «Она хочет, чтобы я влюбился, — подумал он. — Она хочет, чтобы я влюбился по-настоящему. Но я ведь уже влюблен. Я уже люблю».
Хофмейстер мог поспать еще пару часов.
В то воскресенье все прошло в точности как он запланировал. Наверное, в первый раз будущее нисколько его не разочаровало. Он стоял в аэропорту Франкфурта и махал обеими руками, именно так, как представлял себе накануне.
Как он и собирался, сначала Хофмейстер махал только правой рукой, а потом уже обеими. Он поднял их высоко-высоко, чтобы Тирза видела его руки, чтобы они были выше всех остальных.
Он махал до тех пор, пока ему не показалось, что он сейчас как в Схипхоле — машет кому-то, кого уже нет.
Медленно, едва волоча ноги, он вернулся на парковку. Нужно было найти машину.
Он нашел автомобиль, сел за руль и увидел, что у него под ногтями все еще были черные полоски от забившейся земли. Он же все выходные провозился в саду. Можно сказать, прожил в болоте.
Хофмейстер уже хотел заводить машину, но тут заметил на панели айпод Тирзы. Он схватил его и чуть было не выскочил из машины, чтобы бежать в зал вылета, но тут подумал, что его все равно не пропустит таможня.
Он просидел некоторое время совершенно потерянно с этой маленькой вещицей в руках. Зарядка тоже была здесь. Он решил позвонить Тирзе, вдруг айпод можно выслать в хостел, где она остановится. В любом случае он хотел сказать ей, чтобы она не переживала, что ее айпод не потерялся. Она ведь так к нему привязана. Но Тирза не отвечала. Вызов переключился на автоответчик, и Хофмейстер услышал ее голос: «Привет! Это Тирза. Меня сейчас нет. Пожалуйста, скажите мне что-нибудь хорошее».
Он засунул в уши наушники и стал слушать ее музыку. Время от времени включалась знакомая ему песня. Сестер Эндрюс она тоже записала. Для него. Ради него. Он мурлыкал в такт мелодии.
Потом он завел мотор и со скоростью сто восемьдесят километров в час помчался по автобану в сторону Амстердама.