Он прошел пару метров вдоль отбойника. Мимо промчался грузовик. Начинались сумерки.
Каиса шла за ним. Она взяла его за руку.
— Уйди! — закричал он, сорвал с головы шляпу и стал махать ею, как мухобойкой. — Уходи!
Он наклонился. Встал на колени на горячем асфальте. Шляпа в руке, портфель под мышкой.
— Каиса, разве ты не видишь, кто я такой? — спросил он шепотом. — Разве ты не видишь? Разве ты не понимаешь? Это из-за меня Тирза заболела, я — болезнь белого среднего класса. Я как пищевое расстройство.
Она остановилась. Но его слова не произвели на нее особого впечатления.
— Чего тебе от меня надо?! — заорал он и поднялся на ноги. — Чего ты от меня хочешь?
Она подошла ближе и потянула его за руку, чтобы он к ней наклонился. Он наклонился, ниже, еще ниже.
Она поднесла губы почти вплотную к его уху и прошептала:
— Вы хотите компанию, сэр?
4
В тот же вечер он отправился в офис проката машин и попросил джип. Но джипа у них не было. Даже маленького. Они могли предложить ему только голубую «тойоту».
— Я могу поехать на ней в пустыню? — уточнил он.
— Если будете осторожны, — предупредила девушка из проката, — то на ней можно проехать очень далеко. Но только нельзя ехать, ни в коем случае, если начнется песчаная буря. В песчаную бурю нужно немедленно остановиться. Даже очень медленно ехать нельзя. Это не поможет. Вы убьете этим машину.
— Немедленно остановиться, — повторил Хофмейстер.
Этим вечером он покинул отель «Хайницбург». Из-за того, что он не выписался вовремя, ему пришлось заплатить еще за одну ночь. Но ему было все равно. Кто уже достаточно потерял, в какой-то момент теряет и свою бережливость. Ее откладывают в сторону, как ненужный предмет одежды.
Персонал отеля был с ним вежлив, но сотрудники подчеркнуто соблюдали дистанцию. Ни один из них не спросил, как дела с его дочерью. Нашлась ли она. Или куда он теперь собирается. Чаевые, которые он оставил для горничных на тумбочке, вернула ему начальница службы горничных, пожилая белая женщина. «Вы забыли это, господин Хофмейстер», — сказала она.
Он не осмелился сказать, что вовсе не забыл эти деньги, и, смутившись, сунул их в карман.
Молодой человек, который днем выполнял обязанности садовника, помог ему с чемоданом. Когда вещи были загружены в «тойоту», он показал на свою обувь. Кеды.
— Они очень мне велики, сэр, — сказал он. — На четыре или пять размеров.
Ребенок держал Хофмейстера за руку, она смотрела на мужчину, цвет кожи которого был еще темнее ее собственного.
— Мне подарили их, сэр, но они слишком большие, — сказал садовник. — Я не могу в них ходить.
Дверь уже была открыта. Они были готовы ехать, отец Тирзы и его попутчица.
— У вас есть деньги на хорошие ботинки? — Голос садовника прозвучал так, будто он задал вопрос, который нельзя было задавать. Запрещенный вопрос.
Хофмейстер посмотрел на босые ноги ребенка, потом на кеды садовника и подумал, чем они плохи? Это ведь все равно лучше, чем ходить босиком.
Несмотря на то что он уже дал парню двадцать намибийских долларов, он протянул ему еще сотню. Усадил девочку на переднем сиденье и показал, как пристегивать ремень.
Портфель и шляпу он положил на заднее сиденье. Напоследок он еще помахал садовнику, который один из всего персонала вышел проводить нидерландца, который прожил у них намного дольше, чем планировал сначала.
Хофмейстер ехал в сторону Окаханджи. Было уже темно. Он включил радио, немецкую станцию Намибии. С популярными шлягерами. Эту музыку почти нигде уже нельзя было услышать. «Theo, wir fahr’n nach Lodz. Steh auf, du altes Murmeltier, bevor ich die Geduld verlier. Theo, wir fahr’n nach Lodz»[9]. Хофмейстер тихонько подпевал себе под нос: «Du altes Murmeltier», — бормотал он. Время от времени он поглядывал на девочку на соседнем сиденье, но она как будто не реагировала ни на музыку, ни на его пение.
В тридцати километрах к северу от Виндхука он увидел вывеску: «Ранчо Окапука». Но он уже разогнался слишком сильно, чтобы вовремя остановиться. «Значит, поедем дальше», — решил он. Но километра через три все-таки решил развернуться. Ему показалось, что дальше ничего уже не будет, что ранчо Окапука было единственным местом, где можно было сделать остановку между Виндхуком и Окаханджей.