Он снова сел за стол. Как будто сказал все, что хотел сказать. Как будто он принимал участие в каком-то конгрессе и вставал, чтобы указать выступающему на некоторые ошибки в его докладе.
Хофмейстер сделал глубокий вдох. Чтобы успокоиться, ему всегда нужно было глубоко подышать, это всегда помогало. Но чем глубже он дышал, тем сильнее чувствовал боль в груди.
— Как давно это уже продолжается? — спросил он наконец, когда в легкие попало хоть немного воздуха.
— Пару недель, от силы пару месяцев. Господи, я не запоминал дату, у меня полно других забот помимо вашей дочери, господин Хофмейстер.
Хофмейстер втянул носом воздух как раненый зверь.
Потом он кивнул. У него не было больше вопросов. Он все знал. У архитектора было полно других забот.
Он еще постоял немного, просто для проформы. Он хотел посмотреть, как постоялец возьмет деньги. Он хотел присутствовать в момент, когда этот человек положит в карман деньги, которые здесь от него больше не пожелали принять.
Но ничего не произошло, и тогда он сказал:
— Возьмите деньги.
Квартирант глянул на конверт, подвинул его к себе и убрал в карман с легкой улыбкой.
На этом все, что случилось сегодня, закончилось. Все прошло. Хофмейстер сделал то, что должен был сделать.
— Мне жаль вас, — сказал архитектор.
— О чем вы? — Хофмейстер уже собрался уйти, но обернулся.
— Я вам сочувствую. Я бы очень хотел обнять вас. Потому что на самом деле я вас понимаю. Я хотел бы положить руку вам на плечи и сказать, что во всем этом нет ничего страшного, что с ней все будет хорошо. С Иби. Она молодая, симпатичная, умная, сексуальная, вы простите меня за это слово, но в наши дни для женщины это тоже важно, а она такая, этого в ней хоть отбавляй. И она знает об этом, она отлично это знает. Она ведь такая хитрая. С ней все будет хорошо, правда. Вы же сами это замечали? Насколько она секси, и как она играет этим, чтобы свести нас с ума.
Хофмейстер внимательно выслушал список достоинств своей старшей дочери. И про себя даже слегка улыбнулся, потому что у него было четкое ощущение, что он безвозвратно сходит с ума.
— Мне? — переспросил Хофмейстер, когда перечисление достоинств закончилось. — Вы сочувствуете мне?
— Я не единственный, кто так думает. Мне помогли понять это другие люди. Благодаря им я взглянул на вас по-другому. Я увидел не только строгого домовладельца, но и человека, человека со слабостями, с историей, с прошлым, такого, кого можно понять. «А, — говоришь сам себе в такие моменты, — так вот почему он так поступает». Все можно понять.
Пакет с трусиками Иби почему-то становился все тяжелее. Как будто в нем было что-то железное или килограмм мяса. Хофмейстер снова вернулся на шаг от двери в сторону стола. Его все еще не отпускало слово «сексуальная». Он никогда не смотрел так на своих детей.
— О чем вы? — спросил он. — Что значит «другие люди»?
— Как я и сказал.
— Что вы сказали?
— Что другие люди тоже вам сочувствуют.
— Кто? Кто эти другие люди? Я должен знать этих людей?
— Например, ваша собственная дочь. Иби. Она тоже вам сочувствует. Она не только стыдится вас, она вам и сочувствует. Она сама мне рассказала, она ведь приходила сюда не только ради секса. Она хотела поговорить.
Если бы в комнате был еще один торшер, Хофмейстер снова ударил бы архитектора по голове. Бил бы его сильно и долго.
Но торшера больше не было. И сейчас он понимал, что делает. Он владел собой.
— Ты пытаешься их защитить, — сказал Хофмейстер, сам не понимая, к кому он вообще обращается. — Так, как только можешь, потому что защитить их по-настоящему у тебя не получится, но ты пытаешься. А потом однажды они встречают кого-то вроде вас. Так все и происходит. Очевидно. И тогда ты возвращаешься, ты возвращаешься назад в прошлое и думаешь: где же я ошибся, что я проглядел, что я должен был сделать по-другому? Неужели вы ни разу об этом не подумали, неужели эта мысль никогда не приходила вам в голову? Что она ребенок. Вы никогда не думали: она же ребенок? Ребенок человека, у которого я снимаю квартиру.
Архитектор покачал головой.
— Но она не ребенок, — сказал он. — Она давным-давно перестала быть ребенком. Ребенка в ней меньше, чем в нас с вами, вместе взятых. Знаете, что она мне сказала? «Секс с мальчиками моего возраста такой неловкий. А неловкий секс — плохой секс». Да, я тоже не поверил своим ушам. Неловкий секс — плохой секс. Ну, меня она неловким не считала. — Архитектор хихикнул.